как зачарованная, смотрела на Асихарасикоо, а потом, высвободившись из его объятий, с беспокойством сказала:
— Оставаться еще на одну ночь здесь опасно. Не думайте обо мне, бегите как можно скорее.
Но Асихарасикоо улыбался и, как ребенок, упрямо качал головой:
— Пока ты здесь, я не уеду, пусть даже мне грозит смерть.
— Но если с вами случится несчастье...
— А ты согласна немедленно бежать со мной?
Сусэри-химэ не могла решиться на это.
— Тогда я остаюсь.
Асихарасикоо попытался было еще раз привлечь ее к себе. Но Сусэри-химэ отстранила его и быстро встала.
— Отец зовет,— сказала она тревожно и с легкостью молодой косули побежала ко дворцу.
Асихарасикоо, все еще улыбаясь, проводил ее взглядом. И тут он заметил на месте, где лежала Сусэри-химэ, оброненный ею платок, такой же, как тот, что он получил вчера.
Вечером Сусаноо сам проводил Асихарасикоо в помещение, расположенное напротив пчельника.
Как и накануне в пчельнике, здесь было совсем темно. Только одним отличалось это помещение: в темноте сверкали многочисленные точки, будто драгоценные камни, скрытые в недрах земли.
Асихарасикоо, которому светящиеся точки показались подозрительными, ждал, пока глаза привыкнут к темноте. Когда же вокруг немного посветлело, эти похожие на звезды точки оказались глазами чудовищных змей, таких громадных, что они могли бы заглотать и лошадь. Помещение кишело змеями. Они висели на поперечных балках, обвивали стропила, лежали, свернувшись спиралями, на полу.
Асихарасикоо непроизвольно схватился за меч. Но если, обнажив меч, он и сразит одну змею, другая без труда его задушит. Одна змея уже стала снизу подбираться к его лицу, а другая, еще больших размеров, висевшая на балке, извиваясь потянулась к его плечу.
Дверь, конечно, заперта. За ней, наверное, стоит этот зло улыбающийся седоватый Сусаноо и, приложив ухо, слушает, что происходит внутри. Асихарасикоо застыл на месте, изо всех сил сжимая рукоятку меча и лишь поводя глазами. Тем временем змея, свернувшись громадным клубком у его ног, подняла голову еще выше с явным намерением схватить его за горло.
Тут Асихарасикоо осенило. Вчера, когда на него тучей набросились пчелы, он взмахнул платком Сусэри-химэ и спас себе жизнь. Может быть, платок, забытый Сусэри-химэ на прибрежной скале, тоже обладает чудесным свойством? Он моментально выхватил платок и трижды взмахнул им...
На следующее утро у скалистого берега моря Сусаноо опять повстречал Асихарасикоо, еще более радостного, чем накануне.
— Ну как, хорошо ли спалось?
— Да, благодаря вам я хорошо выспался.
Раздражение переполняло Сусаноо. Он бросил злобный взгляд на своего собеседника, но овладел собой. Слова его прозвучали искренне:
— Это хорошо. Давай теперь поплаваем вместе.
Они разделись и бросились в бурное на рассвете море. Сусаноо еще в Стране Высокого неба был непревзойденным пловцом. Асихарасикоо тоже чувствовал себя в воде как дельфин. Их головы, черная и белая, с одинаковыми прическами «мидзура», как две утки, быстро удалялись от отвесных скал берега.
Вздыбленное волнами море сеяло похожую на снег пену. Сусаноо среди брызг и пены то и дело злобно посматривал в сторону Асихарасикоо. Но тот все плыл и плыл вперед, самые высокие волны не страшили его.
Вскоре Асихарасикоо стал понемногу обгонять Сусаноо. Стиснув зубы, Сусаноо старался не отстать. Но набежало несколько больших пенистых волн, и его противник легко вырвался вперед. А потом и вовсе исчез из виду за гребнями волн.
«А я-то надеялся утопить его в море! — подумал Сусаноо, чувствуя, что не обретет покоя, пока не убьет Асихарасикоо.— Негодяй! Проходимец! Пусть его сожрут крокодилы!»
Но вскоре Асихарасикоо, легко держась на воде, будто он сам был крокодилом, вернулся назад.
— Поплаваем еще? — качаясь на волнах, крикнул он издали с неизменной улыбкой на лице. Однако Сусаноо, несмотря на все свое упрямство, не хотел, больше плавать...
В тот же день после полудня Сусаноо отправился с Асихарасикоо в западную равнинную часть острова поохотиться на лисиц и зайцев.
Они поднялись на скалу на краю равнины. Насколько хватал глаз, равнина была покрыта сухими травами, колебавшимися, как волны от ветра. Сусаноо помолчал немного, любуясь открывшейся их взорам картиной, а потом приложил стрелу к луку и обернулся к Асихарасикоо:
— Ветер, правда, немного мешает... Но все-таки чья стрела улетит дальше? Давай состязаться в стрельбе из лука.
— Что же, давайте.
По-видимому, в искусстве стрельбы из лука Асихарасикоо тоже чувствовал себя уверенно.
— Готов? Стрелять будем одновременно!
Стоя рядом, они изо всех сил натянули тетиву и одновременно отпустили ее. Стрелы полетели над волнующейся равниной по прямой линии. Не обгоняя друг друга, они сверкнули на солнце и, вдруг подхваченные ветром, одновременно скрылись вдали.
— Ну как, чья взяла?
— Трудно сказать. Давайте попробуем еще раз.
Сусаноо, нахмурив брови, с раздражением покачал головой.
— Сколько ни пробуй, результат будет тот же. Лучше не сочти за труд, сбегай принеси мою стрелу. Я очень дорожу этой лакированной стрелой, она из Страны Высокого неба.
Асихарасикоо послушно бросился в заросли шумевшей на ветру высокой сухой травы. А Сусаноо, как только он скрылся из виду, быстро достал из висевшего на поясе мешочка камень и огниво и зажег сухой терновник над скалой.
В мгновение ока над бесцветным пламенем поднялись густые клубы черного дыма. А под дымом громко трещал терновник и загоревшиеся побеги бамбука.
— На этот раз я покончу с ним!
Сусаноо стоял на высокой скале, опершись на лук, и губы его кривились в жестокой усмешке.
Огонь распространялся все дальше и дальше. Птицы с жалобными криками взлетали в красно-черное небо. Но тут же, охваченные пламенем, падали на землю. Издали казалось, будто это опадают с деревьев бесчисленные плоды, срываемые набежавшей бурей.
— На этот раз я покончу с ним! — еще раз удовлетворенно вздохнул Сусаноо, но при этом на него нахлынула неизъяснимая грусть...
Вечером того же дня, довольный своей победой, Сусаноо стоял у ворот дворца со скрещенными на груди руками и смотрел на небо, по которому все еще плыли клубы дыма. Подошла Сусэри-химэ, чтобы сказать, что ужин готов. На ней было выделявшееся в сумерках белое траурное одеяние, как если бы она похоронила близкого родственника.
При виде опечаленной Сусэри-химэ Сусаноо вдруг захотелось поиздеваться над ее горем.
— Посмотри на небо. Асихарасикоо сейчас...
— Я знаю.
Сусэри-химэ стояла, потупив взор, и твердость, с которой она прервала отца, была неожиданной.
— Вот как? Тебе, наверное, грустно?
— Да, очень. Даже если бы вы, отец, скончались, мне не было бы так грустно.
Сусаноо изменился в лице и злобно взглянул на дочь. Но почему-то он не смог наказать ее за дерзость.
— Если тебе грустно, плачь.— Он резко повернулся и, широко шагая, направился во дворец.
