Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля

забраны в плен). Все сторожевые, выставленные в различных сторонах Гуниба, соединились в селении. Здесь пали смертью праведников некоторые мужчины и женщины из Гуналя и некоторые мужчины, пришедшие со стороны. Среди них этот ученый мухаджир хаджи Насруллах и мухаджир Камали ал- Гулуди.

На Гуниб поднялся генерал, русские начальники, наша знать, которая была с русскими, и ополченцы. Шамиль собрал находившихся там мужчин в мечеть. Удалился в то время от него в долину ученый Дибир, сын Инкачилавы ал-Хунзахи со своей семьей, из-за чего он подвергся несчастью, но затем спасся, и они [русские] его приблизили (сделав его наибом). Конец.

Шамиль уговаривал, подбадривал и увещевал собравшихся с ним в мечети, всех сразу и по отдельности, называя каждого по его имени, призывая к борьбе, к падению за веру и исканию смерти [в битве], но ни один не выказал к этому стремления, даже и его сыновья. Они отговаривались состраданием к своим семьям. От них [русских] к имаму пришли посредники требуя мира и прихода Шамиля к генералу. Для этого же пришел Данияль к его родственнику по жене — Гази Мухаммеду. Рассказывают, что имам склонился только благодаря уговорам Гази Мухаммеда.

Он дал им согласие только при том условии, что он и его товарищи пойдут к генералу вооруженные и что генерал даст ему и тем, кто захочет идти с ним, свободно уйти в Мекку. Они, [т. е. Шамиль и его товарищи], условились между собою, что если русские будут отделять товарищей от Шамиля, или же попытаются взять у них оружие, то они начнут сражаться [250] и дерзнут напасть на русских, ища смерти в битве. На этом они и отправились. Но русские встали между Шамилем и его товарищами и взяли у Шамиля его оружие, говоря, что генерал боится вооруженных.

Аллах всевышний, славный и мудрый не предопределил произойти тому, о чем они раньше договаривались. Рассказывают, что Муртади ал-Урути побуждал на это, но Гальбац отклонил. Конец.

Сообщал тот, кто был тогда с русскими, о том, что если бы начали тогда битву, то перебили бы большинство начальников и знати. Конец.

Ополченцы забрали и разграбили то, что было из имущества и лошадей у Шамиля, его двух сыновей и всех тех, кто был с ним. Затем, когда соединились и перемешались меж собою неверные и мусульмане, то наша знать, которая сдалась русским раньше, стала тихо совещаться между собой, стыдясь своего присутствия при Шамиле. Находившийся среди них кадий Аслан ац-Цадакари сказал: «Подлинно, лягушка, которая упала в отхожую яму, не очистится от нечистот. Так пройдемте же мимо него [Шамиля]». И они ушли. Конец.

Затем был освобожден путь тем, кто там был, к их родным местам, а имама и его двух сыновей с их семьями направили в лагерь русских на горе Кахаль, а затем оттуда вооруженными в крепость Темир-хан- шуру.

Затем Шамиль в сопровождении его опытного секретаря, отставленного от секретарства у имама, Абд ал-Карима ал-Чиркави, и Гази Мухаммед в сопровождении его двух товарищей, ученого Хаджиява, сына Газиява ал-Карати, и Тауша ал-Карати, были с возвеличением и почетом отправлены к русскому царю. Они ехали в дорогих колясках, а остальные находились в Темир-хан-шуре, окруженные таким же возвеличением и почетом. Затем приехал Гази Мухаммед и увез всю семью и двух родственников [Шамиля] [251] по жене, ученых юношей Абд ар-Рахмана и Абд ар-Рахима, сыновей шейха устаза сейида Джемаль ад-Дина, да помилует его Аллах всевышний.[153]

Дополнение

Из числа того, что постигло Шамиля, было также проявление злорадства путем порицаний и оскорблений в красноречивых стихах, наполненных явной руганью, со стороны сведущего ученого, опытного и явного противника Шамиля хаджи Юсуфа ал-Яхсави. Тогда нуждающийся бедняк Мухаммед Тахир вступил с ним в состязание, споря с ним и соперничая в стихах. Он поместил позади каждого «бейта»[154] из стихов Юсуфа свой «бейт», дабы были смежнымл их устремления и были соединены они оба связью стиха.

И вот перед тобой, о читатель, эти стихи различные из обильного моря [поэзии].

Доблести Шамиля стали прахом,
Хотя они[155] и поставили его имамом.
Доблести Шамиля поднялись великими,
Поэтому они и поставили его имамом.
Встал он поутру при расцвете дела ничтожным, а к вечеру
Оказался наполненным мирскими благами и порицаемым.
Вступил он в дело свое один, в одиночку,
А к концу его стал наполненным помощью и оказался опорой [ислама]. [252]
Пленником русских, когда увезли его ночью в наказание
За дозволение им запрещенного.
Все русские везли его ночью со славой в воздаяние
За разъяснения им запрещенного.
Если кто лжет на Аллаха, Аллах унизит его
И не встретит он благополучия до скончания века.
Если кто правдив пред Аллахом, Аллах дарует ему
В огне несчастия прохладу спасения.
Сообразно с тем, что его называли эмиром,
Был он также достоин быть названным и тучей бездождной.
По благоразумию ему повиновались как эмиру.
Был он также достоин быть названным и дождем непрерывным.
Ради чего было избиение правоверных
И покорное примирение с русскими?
По знанию велась борьба с нападающими
И примирение с русскими [было] из-за боязни истребления.
Если вы скажете, что мы побеждены, или, что мы струсили,
То мы более вас правомочны считать себя обиженными.
Была пора — они побеждали, пришло время и стали побежденными,
А вы предпочли постоянно сидеть безоружными.
Разве ты отразил силу русских?
Нет, вы пламя огня разожгли среди нас.
Сколько он встречался с силою русских в сражениях,
Одновременно прося вас о разжигании пламени [битвы].
Покусившись на гибель, ты хочешь возвышенности в здешнем мире.
Но другая его [часть][156] не допускает, чтобы ее удаляли. [253]
Этим он взял верх над народом по возвышенности в здешнем мире,
Но свойства здешнего мира в том, что он удаляется.
Как горько то, что ты теперь испытываешь. Посмотри!
Разве стоит то, чем ты гордишься, неизбежного [т. е. смерти]?
Как сладко то, что его постигло сегодня несчастье,
За это сохранена религия, как опора.
А разве Аллах заповедал позорные деяния?
В «военной добыче»[157] мы нашли же желаемое.
А разве Аллах заповедал злорадство над несчастьем?[158]
Ведь Корана довольно для порицания.