Петька вскочил, поднял валявшуюся около старухи глиняную чашку и побежал к канаве. Зачерпнув воды, он вернулся и, боязливо обойдя мертвую старуху, которая при дневном свете казалась еще страшнее, забрался в сено.
Маша пересохшими губами прильнула к чашке и выпила всё. Потом отдала чашку Петьке и сказала:
— Спасибо. Бабушка говорила, что я сильно простудилась и у меня будет воспаление легких.
Петька молча смотрел на девочку, на ее белокурые волосы, в которых запуталось сено, на ее большие голубые глаза.
Как она похожа на Нину, его сестренку, застреленную гитлеровцами!
У Петьки даже слезы навернулись на глаза.
Думая о том, чем бы еще помочь больной, он спросил:
— Есть хочешь? Я достану.
— Нет, — коротко ответила Маша, — только пить хочется.
Петька еще раз сбегал за водой. Он готов был сто раз бегать туда и обратно, только бы помочь белокурой девочке, такой же, как и он сам, одинокой, да еще и больной.
Между тем погода изменилась, подул холодный ветер. Черные тучи повисли над головой. По сену зашуршали первые капли дождя.
Метавшаяся в забытьи Маша на минуту пришла в себя.
— Что это?
— Дождик. Лежи, он скоро пройдет, — ответил Петька, укрывая ее сеном.
Руками и ногами мальчик стал углублять нору в копне. Достаточно расширив ее, он осторожно перетащил туда Машу, потеплее укрыл ее и влез в нору сам.
Непогода всё усиливалась. Весь день и всю ночь бушевала буря, как из ведра лил дождь. Густой лес стонал под порывами сильного ветра.
Петька лежал около Маши, дрожа от холода и страха. Дождь начал пробивать сено, и вскоре мальчику за ворот потекла вода. Как мог, он старался потеплее укрыть Машу и защитить ее от затекавших в сено струек воды.
«Завтра пойду на дорогу, остановлю крестьян, расскажу им всё и попрошу спасти Машу», — решил он.
Успокоенный этой мыслью, мальчик притих, потом заснул. А на ко>пну сена всё лил дождь.
Когда Петька проснулся, горячая ручка Маши лежала у него на шее. Девочка продолжала метаться во сне и изредка тихо вскрикивала в бреду. Мальчик осторожно снял руку Маши и вылез.
Было холодное сырое утро.
Ежась от холода, Петька долго стоял на шоссе, поглядывая то в одну, то в другую сторону, — не покажется ли подвода. Наконец он услышал стук колес. Мальчик сошел с дороги и притаился в кустах. Что, если фашисты? Нет, по дороге ехала крестьянская телега, на которой сидели женщина и бородатый мужчина.
Петька выскочил к ним навстречу и поздоровался.
— Здорово, здорово, — ответил мужчина. — Ты что ж в такую рань по дорогам шатаешься?
Сняв шапку, опустив голову, Петька тихо проговорил:
— Дядя, помогите, девочка умирает.
Проезжие переглянулись.
— А где она?
— Там, — и мальчик показал в сторону копны.
Приблизившись, крестьянин внимательно посмотрел на мертвую старуху, подошел к девочке и взял ее на руки. Маша широко открыла глаза. А бородач, нежно и бережно держа на руках больного ребенка, проговорил глухим сердитым голосом:
— Что делают, проклятые! Баб, ребятишек до чего довели! Ну, постой, за всё будете ответ держать!
Он отнес Машу на телегу и, заботливо уложив ее, строго наказал женщине.
— Закутай потеплее. Видишь, совсем замерз ребенок.
Сам же снова вернулся к копне, завалил сеном мертвую старуху.
— Приду потом с лопатой, похороню по-человечески, — коротко сказал он, возвращаясь к телеге.
Женщина тем временем, бережно укладывая и укутывая Машу, приговаривала:
— Застыла совсем, сиротинка бедненькая… Сестренка, что ли? — повернулась она к Петьке.
— Нет, чужая она.
— Ну, нечего стоять на дороге, — прервал ее мужчина. — Того и гляди фашисты прикатят. А тебе куда, парень? Нам к лесу.
— Мне в Псков надо, — ответил Петька.
— Тогда прощай, малец. Не забывай свою знакомую. Навещай. Деревня Захворово. Запомнишь?
— Не забуду, — кивнул Петька.
Лошадь тронулась. Телега свернула с шоссе на проселок.
Петька долго смотрел вслед телеге, увозившей девочку. Потом тряхнул головой и решительно зашагал вперед.
НЕОЖИДАННЫЙ ДРУГ
— Эй ты, куда идешь? — крикнул Петьке полицейский, когда мальчик вошел в город.
Петька от неожиданности остановился. Полицай в черной форме стоял прислонившись к пивному ларьку.
— Куда идешь? — снова рявкнул он.
Петька, быстро сообразив, что полицай пьян, спокойно ответил:
— К бабушке иду. Она здесь, в Пскове живет.
— Ну катись к своей чертовой бабушке! Много вас тут шляется.
Полицай грузно опустился на скамью возле ларька; голова его свесилась на грудь. Петька, прибавив шагу, скрылся за углом. На Советской улице он увидел лавчонку. У стеклянной двери стоял, видимо, хозяин. Его толстое лицо «украшали» усики, хитрые глазки посматривали на редких прохожих, шагавших торопливо, будто все они спешили куда-то. Лавочник был щеголевато одет и резко отличался от других псковичан в серых, давно истрепавшихся одежонках.
«Хозяин!»— подумал Петька.
Вот разрушенный дом. На его уцелевшем фасаде еще сохранилась вывеска: «Гастрономический магазин».
Петька свернул на Некрасовскую. Проходя мимо Поганкиных палат, мальчик замедлил шаг. Что-то там теперь? Раньше музей был. С отцом сюда ходил, когда в отпуск приезжали. Отец… Вспомнились его сильные добрые руки, ласковый голос. Сердце мальчика защемило. Нет больше отца, никого нет. Всех расстреляли гитлеровцы!
Из ворот Поганкиных палат шумно вышли три эсэсовца-кавалериста, о чем-то переговариваясь, прошли мимо Петьки, повернули на Советскую. Руки мальчика сжались в кулаки. Полным ненависти взглядом он проводил оккупантов.
Выйдя на Гоголевскую, Петька повернул к реке. Уже близко! Он даже забыл про усталость и зашагал быстрее.
«Вот сейчас увижу тетю Полю», — радостно думал он,
Почти бегом мальчик вышел на берег реки. Но что же это? Видно, не туда попал? Никаких домов. Кругом — груда развалин, битый кирпич, обгорелые бревна…
Однако вот же дуб, огромный вековой дуб, под которым раньше любили играть ребятишки. Только
