– Лишь бы она была жива! Лишь бы она была жива! – Потому что этот труп точно будет на его совести.
Ну зачем он пошел к ней сегодня? Зачем просил помочь? Зачем лез к беременной малознакомой женщине со своими проблемами? Да еще с какими!
И вот его минутная слабость стала причиной очередного покушения. Подчиненные инспектора едва успевали за начальством, хотя оба были моложе и спортивнее.
Инспектор Бальзак родился и вырос на Бора-Бора. Он любил свой маленький прекрасный остров и никогда не мечтал уехать отсюда. Ему нравились люди, живущие здесь. Он был искренне уверен, что таких открытых, добрых, веселых, радушных людей нет больше нигде на свете, потому что нигде больше нет такого ласкового, яркого солнца, такого лазурного, спокойного океана, полного красоты и жизни, нет таких прекрасных песен и нежных, красивых женщин. Инспектор Бальзак был абсолютно счастлив.
Всю свою жизнь он проработал жандармом. Ему нравилась эта работа, нравилось оберегать прекрасных, добрых людей от всяких неприятных происшествий. Именно происшествий. Ничего серьезного на его памяти на острове не случалось. Мелкие кражи, иногда драки, нарушения спокойствия разгулявшимися туристами, что же делать, мир несовершенен. Но убийство случилось впервые. И если бы просто убийство! А то два трупа за десять дней!
Ему пришлось достать свои старые учебники по криминалистике, чтобы освежить в памяти практику раскрытия подобных преступлений. Но обращаться к гражданскому лицу, к гостье, отдыхающей на острове? Это уже чересчур.
А ему казалось, что все стало налаживаться. Сегодня он приказал капитану Сомерсу установить круглосуточное дежурство на яхте, чтобы ни одна живая душа не могла больше бесконтрольно проникнуть на яхту или покинуть ее.
Кстати, утром произошел примечательный случай, который инспектор так и не смог толком обдумать и дать ему оценку.
Утром во время его беседы с капитаном на мостик поднялись хозяин яхты господин Шульман и его корпулентная маман. Инспектор недолюбливал эту женщину. Это была высокая, статная, яркая дама лет шестидесяти пяти, слишком громкая и могучая, на вкус инспектора Бальзака. Но что самое неприятное, она обладала властными подавляющими манерами и смотрела на мир глазами законченного сноба. Каждый раз, когда инспектор был вынужден беседовать с ней, она пренебрежительно смотрела на него, приподняв крашеные соболиные брови и оттопырив ярко-алую нижнюю губу, давая ему понять, что лишь обстоятельства вынуждают ее терпеть столь неподходящее общество.
И вот сегодня эта особа появилась на мостике под руку со своим отпрыском, и они поведали инспектору весьма занятную историю. И, что примечательно, брови мадам не приподнимала и губу брезгливо не оттопыривала!
По словам господина Шульмана, которого постоянно прерывала и дополняла родительница, пропало кольцо покойной супруги, весьма дорогое, с большим бриллиантом, и совершенно непонятно, когда это случилось. Пропажа была обнаружена лишь сегодня, и до конца не ясно, пропало ли оно вообще.
Для инспектора было совершенно очевидно, что и весь разговор, и особый упор на немедленный поиск пропажи были инициированы именно госпожой Шульман. А слишком подробный рассказ о том, при каких обстоятельствах была обнаружена пропажа, только утвердил инспектора в этом мнении.
Что ж, если кольцо подбросила мадам, это вполне объяснимо. Хотела избавить сына от подозрений в убийстве и вообще закрыть эту неприятную историю с наименьшими для семьи и гостей яхты неудобствами. А возможно, все обстоит гораздо сложнее. Как уже упоминалось выше, инспектор так и не успел всесторонне обдумать эту проблему.
Он вернул господам Шульманам пропажу, сопроводив рассказом о том, как некто подбросил драгоценность одному из членов команды, и намекнул, что следствию известно, кто и зачем это сделал. При этом он внимательно заглянул в глаза обоим, и если сын встретил его заявление равнодушно, радуясь возможности отвязаться от мамочки, вручив ей кольцо, то последняя заметно побледнела и, нервно пожелав инспектору поскорее арестовать вора, постаралась удалиться с мостика как можно скорее.
Инспектор успел заметить, что при всем своем желании дама вряд ли сможет надеть перстень, так как он слишком мал для ее крупных пухлых пальцев.
Но все это было утром, а потом у инспектора был очень хлопотливый долгий день.
На этот раз он счел беспокойство отдыхающих в самом дорогом и элитном отеле острова туристов вполне оправданным и без стеснения опросил всех постояльцев, кто и где был, что подозрительного видел. Каждому он показывал фото убитого матроса и заносил в протокол все, даже самые незначительные детали, надеясь с их помощью вычислить убийцу. Его помощники объездили соседние отели, беседуя с теми их постояльцами, кто имел несчастье посетить вчера вечером рестораны, бары и SPA-салон Nui Resort, и теми, кто был вчера в Ваитапе. Они провернули гигантскую работу и едва держались на ногах, мечтая поскорее добраться до дома, принять душ и завалиться в родные постели. И когда трудный, бесконечно долгий рабочий день служащих жандармерии подошел к концу, раздался роковой телефонный звонок.
Администратор отеля дрожащим, полным ужаса голосом сообщил инспектору, что на одну отдыхающую совершено нападение. Инспектор сам не знал, почему у него выскочил этот вопрос, точнее, вопрос выскочил раньше, чем инспектор успел обдумать полученную информацию.
– Ползунова? Жива? – говорил он уже на бегу.
Его помощники мчались за ним, так и не поняв толком, что случилось.
Возле домика администрации собралась порядочная толпа. Инспектор крикнул помощникам, чтобы убрали посторонних, и вбежал внутрь. В холле тоже толпились люди, но пострадавшей видно не было.
«Медицинский кабинет!» – осенило месье Бальзака, и он, беспардонно оттолкнув стоящих возле дверей служащих, ворвался туда, сверкая безумными глазами, шумно переводя дыхание, в прилипшей к телу некогда белой рубашке, давно утратившей свою свежесть, и сразу почувствовал себя неловко.
На белоснежной кушетке лежала госпожа Ползунова в перепачканной короткой маечке, перемазанных землей и травой шортах, с компрессом на голове и обиженно надутой губой. Возле нее сидел доктор, который только что закончил осмотр. Рядом топтался взволнованный, бледный супруг, который, несмотря на исправно работающий кондиционер и приятную прохладу, царившую в кабинете, то и дело промокал лысину медицинской салфеткой. В кабинете было тихо и чисто. Все говорили вполголоса, и неожиданное появление взъерошенного, возбужденного, неопрятного инспектора, бестактно хлопнувшего дверью, выглядело явным диссонансом.
– Пардон, – выдавил из себя, заливаясь краской стыда, инспектор.
Ни крови, ни ранения у пострадавшей видно не было, и инспектор медленно осел на стоящий возле двери стул, чувствуя, как в его коленях появилась неведомая ватная слабость, которая стала быстро растекаться по всему его обмякшему телу.
– Вам нехорошо? – услышал бледный, измученный, не спавший уже двое суток инспектор.
Потом под носом неприятно запахло нашатырем.
– Что вы, что вы! – тут же очнулся устыдившийся своей минутной слабости блюститель закона. – Я в полном порядке!
Теперь взгляды всех присутствующих были обращены на него. Он еще больше смутился и окончательно растерял весь свой боевой пыл.
Глава 28
– Вы уверены, что это был женский шлепанец? – спрашивал он полчаса спустя госпожу Ползунову, когда все неловкости были оставлены позади, все сожаления и соболезнования принесены, а врач убедился, что жизни и здоровью будущей матери и ребенка ничто не угрожает.
Инспектор и господа Ползуновы остались одни в кабинете доктора, так как мадам было рекомендовано полежать хотя бы часик, прежде чем вернуться к себе. Администрация отеля, никогда доселе не попадавшая в такое ужасное положение (где это видано, чтобы на постояльцев нападали среди бела дня, точнее, среди синего вечера), накрыла прямо в кабинете ужин на три персоны за счет заведения. И инспектор, у которого обнаружился вполне здоровый, естественный аппетит, с удовольствием закусил за компанию с господином Ползуновым, тем более что вино и кухня оказались отменными. Когда ему еще доведется так шикарно поужинать на свою скромную зарплату?
Инспектор никогда не был знаком ни с одним русским. Конечно, он их видел и даже несколько раз
