комнате стульев. Но монах отказался. Предпочел опуститься прямо на пол, однако на таком расстоянии, чтобы они с Сингхом прекрасно видели друг друга и это положение нисколько не принижало бы гостя.
Монах вел себя смиренно, как и положено, но что-то в его поведении раздражило Махараджу. В этом человеке был какой-то вызов, он чувствовал это всей кожей.
Поэтому, когда он задал вопрос пришедшему, в его голосе явственно прозвучало раздражение.
– Так что нужно от меня настоятелю? – он тут же постарался исправить невежливость, не желая показывать монаху свои чувства и свою тревогу. – Ваш монастырь – очень древний и прославленный и пользуется заслуженным уважением даже у адептов других религий, как, например, у вашего покорного слуги.
В свое время успехи Сингха начали приносить ощутимые плоды, и его положение в обществе приобрело некоторую респектабельность. Он, как человек неглупый, понял, что даже деньги не оградят от насмешек за его спиной. И потратил немалые деньги на уроки светских манер, умение одеваться и даже на уроки риторики. Теперь его речь могла быть – при желании – утонченной и изысканной, а его природная язвительность лишь добавляла ей остроты и изящества.
– Благодарю, – склонил голову монах. – Настоятель и великий гуру предлагает господину Сингху посетить наш монастырь с целью пересмотра своего жизненного пути. Ваш путь был полон ошибок, преступлений и смерти. Настоятель предлагает вам очиститься и обещает помочь обрести мир и прощение для вашей души. И в качестве первого шага к очищению он предлагает вам отпустить ваших пленников.
– Так вот где они скрываются! Спасибо тебе, монах! – расхохотался довольный Сингх. – Передай мою благодарность твоему настоятелю. Но я еще не готов каяться. В другой раз! А вот визит в монастырь я, пожалуй, нанесу. А ты погости пока у меня, – он хотел встать – но не смог. Ужасно удивился и посмотрел на свои ноги. Нет, ничто их не держало.
– Вы не сможете посетить наш монастырь, пока ваша душа не будет готова к раскаянию, – спокойно произнес монах. – Мы останемся здесь, и я буду молиться за вас, прося Будду даровать вам просветление.
– Что ты несешь?! – вскричал ошарашенный Махараджа. – Мои люди немедленно выкинут тебя вон, дрессированная мартышка, если ты немедленно не прекратишь свои фокусы! – Он хотел еще что-то сказать, но на этот раз ни одного звука не вырвалось из его рта.
Всемогущий Сингх застыл в кресле, безмолвный и неподвижный, с ужасом глядя на сидевшего перед ним в позе лотоса человека в малиновой тоге, с закрытыми глазами, погруженного в молитву. В душе бандита бушевали страх, злоба, ненависть, стремление вырваться на свободу. Они захлестывали его с такой силой, что, казалось, и более прочное узилище, нежели его тело, разлетелось бы на куски. Однако его собственное тело было мертво и неподвижно, и все обуревавшие его неистовые чувства постепенно замирали, уходили прочь, уступая место животному страху. Кто это?! Кто этот монах?! Как простому человеку удалось обрести эту жуткую власть над ним, даже не прикоснувшись к нему, не дав ему никакого снадобья?..
Глава 31
Мертвый город совершенно не оправдал моих романтических ожиданий. Никакой это был не город, а так – пустырь, где валялся древний строительный мусор. Камни, серые, грубо отесанные, были разбросаны небольшими кучками, многие заросли бурьяном, кое-где виднелись небольшие фрагменты кладки, невысокие, не выше метра. Только метрах в трехстах от дороги высились остатки какого-то сооружения с определенными контурами. От здания сохранилась часть стены и два угла, они вонзались в небо, точно бивни древнего животного. Островерхие, замшелые, с неровными краями.
– Нам туда, – поймав мой взгляд, кивнул Джамш.
– Это что, и есть мертвый город? – разочарованно спросила я. – А где же останки других строений? Под землей?
– Нет. Местные жители разобрали камни для строительства своих домов и дворов. Здесь много хорошего материала, зачем же ему пропадать?
– Но ведь это памятник истории?!
– Возможно, он таковым и был. Но этим людям надо думать о сегодняшнем дне. Сохранение исторического наследия – непозволительная роскошь для бедняков, которые каждый день борются за выживание.
Наверное, он прав.
– А это здание почему не разобрали? – показала я на единственные уцелевшие останки.
– Кто знает? Может, кладка крепкая, а может, это остатки гомпа, – взглянул он на меня снизу вверх.
Бедняга! Он весь путь, почти полтора километра, прошагал на корточках. И ведь ни разу не пожаловался! Еще и на мои глупости отвечает. Я протянула руку и погладила его по голове, едва не сбив с нее потертую войлочную шапку. В такой позе Джамш еле доставал мне до подмышки.
Стадо брело среди камней, грустно пощипывая скудную растительность. Пастух шел впереди, показывая дорогу. Рядом семенил посланец ламы, придерживая руками края старенькой, выцветшей на солнце тоги.
Мы дошли до развалин. Вблизи они оказались высокими, не меньше трех метров, серые, плотно подогнанные друг к другу камни словно срослись от старости, проросли в землю. На внутренней поверхности стен еще можно было разглядеть остатки росписи. Блеклые, едва заметные, выгоревшие на солнце, размытые дождями, они были последним напоминанием о том, что когда-то здесь существовала жизнь.
Пока я предавалась лирическим размышлениям, кутаясь от ветра в старый потертый халат, пастух уселся с подветренной стороны стены и явно собрался вздремнуть, предоставив своему стаду бродить среди камней в поисках пропитания. Джамш присел рядом, вытянув перед собой затекшие от длительного передвижения на корточках ноги. А монах – до меня только сейчас дошло, что я забыла спросить его имя, – начал производить внутри периметра разрушенного здания какие-то хитрые манипуляции.
Вначале он сориентировался по сторонам света, потом отмерил от стены три шага вперед, два шага вправо и еще два шага вперед, встал на колени и начал обрывать жидкий дерн. Джамш, заметив это, встал и приложил к этому занятию и собственные усилия, задействовав большой охотничий нож.
Так. Подземный ход? Галерея? Они что, за дуру меня держат? Здесь же все быльем поросло!
Я обернулась назад, туда, где в полукилометре от нас в лучах яркого полуденного солнца виднелась беленая крепостная стена. А из-за нее выглядывал верхний этаж похожего на каменный куб дома. В нем не было совершенно никаких украшений, лишь узкие прорези окон вносили некоторое разнообразие в унылый, мрачный вид этого каменного уродца.
Если тут и был когда-то подземный ход, его наверняка завалило – еще до татаро-монгольского нашествия. Мы пропали! Состояние заторможенности, навалившееся на меня за время пути, испарилось, и страх вновь сжал мое сердце в своих липких холодных объятиях. Я не мигая смотрела на дом, в глубинах которого Кровавый Махараджа готовил к расстрелу мою семью. Естественно, он никого не собирается выпускать. С документами или без них, но мы все приговорены. О боже! Предательская слабость подломила мои колени, и я, как тряпичная кукла, упала на твердую холодную землю. Где была моя голова, когда я решила остаться в Индии?! Почему я не убежала отсюда, как только смогла? Как долго мною будут руководить мой глупый норов, никчемная самоуверенность и безответственная дурь?
Впрочем, уже недолго. Если нам не удастся спасти их, я просто сдамся Сингху. Все равно мне не пережить такой потери. Конечно, если бы он согласился обменять моих детей на меня… Мои мысли судорожно заработали в этом направлении. Пожалуй, это первая здравая мысль, посетившая меня за очень долгое время. На такой обмен он может пойти. Пусть Василий отписывает ему все свои бабки, лишь бы мерзавец отпустил детей! Жаль, конечно, что он не согласится выпустить и Василия. Смерть мужа будет на моей совести. Чувствуя, что рыдания берут меня за горло и еще секунда – и у меня сдадут нервы, я постаралась задушить в зародыше все сентиментальные порывы, твердя самой себе: «Об этом я подумаю потом. Сперва – дело! Думать, не раскисать!»
Обмен надо произвести в аэропорту. Так, чтобы дети сначала взлетели, а потом уже я отдала бы ему бумаги. Как это сделать? Я сжалась в напряженный комок, уткнув голову в колени и зажмурив глаза, чтобы
