уйти незаметно, по-английски, как королева Елизавета.
Вернувшись домой, я застала там своего шефа. Они с Бонни сидели на диване и рассматривали каталог моделей танков и самоходок, выбирая, что бы им склеить. Из кухни пахло подгорелыми котлетами.
– Извини, тезка, – виновато сказал дядя Вася, – недоглядел я…
Я разогрела борщ и за обедом рассказала дяде Васе о своих сегодняшних достижениях.
– Ну, все ясно, – проговорил он, выслушав мой доклад. – Габраилов был новой целью Татьяны Капустиной. И на нем-то она и споткнулась. Одно только непонятно: почему она его так долго пасла, а убрали ее только два месяца назад.
Я немного подумала и высказала свои соображения:
– Наверняка она следила за контактами Габраилова, ждала, пока он с кем-то встретится или что-то определенное сделает. И это событие произошло два месяца назад…
Не успев договорить эту фразу, я бросилась к компьютеру.
– Ты что, тезка? – окликнул меня дядя Вася.
– Нужно посмотреть, о чем писала газета в день их убийства! – ответила я, запуская поиск.
Как я и надеялась, у газеты «Утреннее какао» была электронная версия и полный архив номеров, в котором хранились все выпуски за последний год. Поскольку, по словам соседки Ларисы Колывановой, убили Капустиных в ночь с десятого на одиннадцатое, я нашла номер за одиннадцатое июля.
Формат газеты не менялся номер от номера. Заметки Татьяны Капустиной обычно размещались в нижней части второй страницы, или, как говорят газетчики, в подвале второй полосы.
В номере за одиннадцатое июля подвальная заметка была, прямо скажем, не очень интересной. В этой заметке сообщалось, что актриса и модель Дуся Трофимова купила нарядный костюмчик для своего йоркширского терьера Филимона.
Мало того, что событие это трудно назвать значительным, да и актриса Трофимова не относится к звездам первой величины, сообщение иллюстрировалось отвратительной фотографией, на которой модель была видна со спины, а собачку и вовсе можно было принять за букет увядших хризантем.
Я набрала номер газеты и попросила к телефону свою знакомую Людмилу.
– Люда, это Василиса, – проговорила я, услышав знакомый голос. – Помнишь, я к вам вчера приходила…
– А, частный детектив! – оживилась она. – Ну что, продвинулось твое расследование?
– Немного продвинулось, но тут я снова оказалась в тупике, нужна твоя помощь…
– Слушаю!
– Вот тут я смотрю номер вашей газеты за одиннадцатое июля и удивляюсь. Обычно на второй полосе вы сообщаете о каких-то заметных городских происшествиях, о событиях культурной жизни, а тут вдруг странная заметка о том, что какая-то никому не известная актрисулька купила новый костюмчик своей собачке. Да еще и фотография никуда не годная…
– Постой, сейчас я посмотрю тот номер…
Людмила замолчала, я слышала только стук пальцев по клавиатуре компьютера. Наконец она снова заговорила:
– Ты еще здесь? Я вспомнила, как мы готовили тот номер. У нас подвал второй полосы должен был занять материал Тани Капустиной. Она нас никогда не подводила и на этот раз обещала прислать его вовремя, но не прислала и не отвечала на наши звонки. Так что пришлось заполнить пустое место первым, что подвернулось под руку. А подвернулась эта никчемная заметка. Понимаю, она не украсила газету, но положение было безвыходное…
– Я примерно так и думала! – отозвалась я. – Слушай, а никак нельзя выяснить, какую заметку готовила для того номера Татьяна?
– Почему нельзя? Ответственный за номер всегда составляет предварительный макет. И эти макеты за несколько последних месяцев у нас хранятся в специальном архивном файле… Подожди минутку, сейчас я его открою…
Она снова затихла.
Я ждала, прислушиваясь к стуку клавиш.
– Ну вот, нашла макет того номера. Да, здесь должна была стоять заметка Капустиной об открытии новой церкви. Тоже, конечно, не самое значимое событие, сейчас церкви чуть ли не каждый день открывают, но все же поважнее костюмчика для собачки, да и фотографии у Татьяны всегда были первоклассные…
– Церковь, говоришь? – переспросила я. – А где эта церковь?
– Погоди, дай подумать… кажется, она что-то говорила про кладбище Пулковской обсерватории.
– Людочка, большое тебе спасибо! – воскликнула я. – Ты меня просто спасла!
– Всегда рада помочь хорошему человеку. Надеюсь, ты обо мне вспомнишь, когда у вас в агентстве появится вакансия!
Повесив трубку, я переглянулась с дядей Васей.
– Ну, завтра я поеду в обсерваторию…
– Нет уж, одну я тебя не отпущу! – возразил шеф. – Место глухое, уединенное, поедем вместе. Тем более общественный транспорт туда не ходит. Как ты туда доберешься?
– На такси, – ответила я, не раздумывая.
– Ага, на такси! А если тебе придется колесить, искать нужное место… Нет, поедем на моей «ласточке»!
Я не стала с ним спорить. Хочет ехать – пускай едет, он все же шеф. Единственная проблема – Бонни. Он очень не любит оставаться дома один.
В третьей палате двенадцатой городской клинической больницы под названием «Двенадцатая истребительная» было тихо. Геша Григорьев спал, уткнувшись в подушку. Повязку ему поменяли, и теперь он мог глядеть на мир обоими глазами. Пожилой ходячий Семен Семеныч ушел в соседнюю палату играть в шахматы с больным со сломанной ногой. Третий больной лежал на кровати и смотрел в потолок.
За окнами был серый осенний вечер, как будто и не сентябрь вовсе на дворе, а ноябрь. В палате было полутемно, но больному это не мешало. Он думал. Точнее, не думал, а старался вспомнить. Он предавался этому занятию уже несколько дней, с тех пор как очнулся от забытья.
Он вспомнил свое имя – Алексей. Его зовут Алексей, он видел это имя на экране компьютера. Судя по тому, как четко ему представлялась эта картина, он привык проводить за компьютером много времени. И еще одно имя он вспомнил – Ольга. Его жена, его любимая женщина. Они жили вместе долго – ему казалось, что всегда, он не представлял для себя жизни без нее. Были ли они счастливы? Кажется, да, он во всяком случае. Но воспоминания обрывались, он только смутно ощущал, что в последнее время на их отношения набежало темное облако. Что это было? Ревность? Ольга ему изменяла? Они ссорились из-за денег? Или из-за ее работы? Чем она занималась? Как они жили? Были ли у них дети?
Он беспрестанно задавал себе эти вопросы и не находил ответа. Он так уставал от попыток вспомнить, как будто грузил вагоны.
Вдруг всплыло воспоминание: он с группой приятелей на железнодорожных путях, хмурый человек откатывает двери товарного вагона, который заполнен яркими полосатыми арбузами. Они перекидывают эти арбузы, а самый большой с размаху бросают на пол и едят потом алую мякоть.
Он даже вздрогнул, потому что ощутил во рту холодный сладкий вкус того арбуза. Когда это было? Давно, лет двадцать назад, еще в студенческие годы. Потому что сейчас ему сорок. Да, ему сорок лет, он, очевидно, работал программистом, вот только где…
Открылась дверь, и в палату заглянул доктор Вадим Вадимович. Он сегодня дежурил.
– Что это вы сумерничаете? – Он щелкнул выключателем, и палату залил неяркий свет.
Геша Григорьев зарычал во сне, как детский плюшевый медведь, и перевернулся на другой бок.
– Ну, что скажете? – Доктор подошел к кровати у окна. – Жалобы есть?
– Нету, – больной помотал головой.
Доктор помог ему сесть, подложил подушку.
– Ну как, вспомнили еще что-нибудь о себе?
