Августа заметалась по комнате, хватаясь за голову и заламывая руки, как трагическая актриса в заштатном театре, – что делать? Что делать? Неужели все потеряно, неужели ее шанс упущен? Неужели она снова оказалась у разбитого корыта?
И вдруг остановилась, пораженная простой и очевидной мыслью.
Есть человек, который поможет ей восстановить справедливость, поможет вернуть свою законную собственность.
Она вспомнила мужчину, с которым встретилась в ювелирном магазине, мужчину в черных очках, слепого, но с уверенными и точными движениями зрячего. Более зрячего, чем обычные люди. Августа вспомнила, как он снял очки – и она увидела его удлиненные глаза, лишенные зрачка и радужки, полупрозрачные, как два тускло-зеленых камня, два нефрита, две персидские бирюзы. Его глаза, которыми этот слепой видел гораздо больше любого другого человека. Его глаза, которые втянули Августу в ночную реку, в темный водоворот.
Алоиз поможет ей, Алоиз накажет эту бессовестную девчонку, отберет у нее артефакт!
Августа не думала, зачем он это сделает. Она снова плыла по той ночной реке, и впереди, как две путеводные звезды, сияли тускло-зеленые глаза Алоиза.
Она перерыла карманы и нашла визитную карточку.
«Художественная галерея «Сфера».
Ниже был отпечатан адрес.
Доехав на маршрутке до Васильевского острова, я без труда нашла Андреевскую церковь, но дальше начались сложности.
Напротив церкви была не одна, а целых две подворотни.
Которую из них имел в виду мой собеседник?
Сначала я сунулась в правую – но она оказалась закрыта коваными воротами с кодовым замком.
Ну что ж, тем проще…
Я вошла в левую подворотню и оказалась в типичном петербургском дворе – пыльная трава, ржавеющий в углу «Запорожец», два кота, выясняющих отношения возле помойного бака.
Я вспомнила инструкцию. Отсюда мне нужно было пройти во второй двор, но здесь путь снова раздваивался – одна арка вела направо, другая – налево.
Черт, что же он сказал? Направо или налево? Налево или все же направо? Выходит, у меня все же далеко не такая хорошая память, как я думала?
Немного поколебавшись, я вошла в левую подворотню…
И тут же метнулась назад: эта подворотня вела в маленький дворик, в котором на короткой цепи металась огромная черная собака. Она не лаяла, не рычала, но взглянула на меня очень кровожадно и бросилась в мою сторону, до предела натянув цепь…
Да, неудивительно, что в этом месте голос человека из мастерской прозвучал испуганно!
Я перевела дыхание и вошла в правую подворотню, ожидая любой неожиданности.
Но здесь был обычный двор, более того – довольно приличный и чистый, даже с цветником в углу.
Вспомнив инструкцию, я направилась к этому цветнику, возле него свернула, прошла мимо подъезда и только тут увидела еще одну подворотню, которая пряталась в укромном углу двора.
Свернула в эту подворотню, прошла мимо ярко-синей двери, которую упоминал обстоятельный Василий Иванович, и увидела лесенку – четыре ступеньки, поднимавшиеся к очередной железной двери. Рядом с этой дверью имелся дверной звонок.
Кажется, мой путь подходил к концу.
Я поднялась по ступенькам и позвонила.
Некоторое время ничего не происходило. Я позвонила еще раз, и тут за дверью раздались шаркающие шаги, и знакомый мне по телефонному разговору голос проговорил:
– Иду, иду! Ишь, прыткая какая!
Дверь лязгнула и открылась.
Передо мной стоял невысокий крепкий дядечка лет семидесяти в синем сатиновом халате и очках в строгой металлической оправе. В старых советских фильмах, которые я раньше смотрела для прикола, так выглядели пожилые, насквозь положительные рабочие, которые помогали главному герою справиться с ретроградами и бюрократами и внедрить передовое сверло или новый способ закручивания гайки.
Приглядевшись ко мне, дядечка протянул руку:
– Ну, где твоя квитанция?
Я протянула ему сложенную бумажку из тайника Павла Васильевича. Дядечка аккуратно развернул ее, сдвинул очки на лоб и внимательно изучил квитанцию. Потом удовлетворенно кивнул:
– Правильная бумажка! – развернулся и пошел куда-то внутрь дома.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Мы прошли через темную захламленную прихожую, я налетела в темноте на настоящий медный самовар, ушибла об него ногу, потом на меня чуть не свалились лыжи, а потом провожатый повернулся ко мне и предупредил:
– Ты, это, осторожно, сейчас будут ступеньки!
Предупреждение оказалось очень своевременным – если бы не оно, я бы запросто сломала шею, потому что впереди действительно оказалось несколько ведущих вниз ступенек.
Спустившись по ним, мы внезапно оказались в просторной кухне, где возле огромной плиты хлопотала женщина средних лет в цветастом фланелевом халате.
Заметив нас, она проговорила скандальным голосом:
– Опять, Василий Иванович, ваш кот в коридоре ночью шумел. Вы же знаете, что у Николая Николаевича сон очень чуткий. Давно пора среди кота воспитательную работу провести, а не то мы будем жаловаться в пожарную инспекцию!
– Проведу, проведу! – успокоил ее мой спутник.
– То-то! – Тетка сняла крышку с огромной кастрюли, в которой кипело что-то неаппетитное, буро- зеленое, зачерпнула поварешкой и раздраженно поморщилась: – Опять пересолила! Николай Николаевич будет недоволен!
Мой спутник сделал мне знак и свернул в открытую дверь справа по курсу.
На этот раз мы оказались в просторном помещении с низким сводчатым потолком, по стенам которого располагались стеллажи, заставленные самыми странными вещами.
Здесь были старые телевизоры с маленькими выпуклыми экранами, еще более древние радиоприемники в деревянных полированных корпусах, с зелеными стеклянными глазками индикаторов, дореволюционные швейные машинки знаменитой фирмы «Зингер» и пишущие машинки не менее знаменитой фирмы «Ундервуд», настольные письменные наборы из двух чугунных чернильниц и массивного устройства неизвестного предназначения, арифмометры «Феликс» с черной деревянной ручкой и еще множество столь же странных и столь же бесполезных в современной жизни предметов.
Василий Иванович еще раз сверился с моей квитанцией, нашел там какую-то только ему понятную пометку и, приставив к стеллажу стремянку, забрался на нее и достал с самой верхней полки какой-то громоздкий предмет.
Спустившись со стремянки, он поставил свою добычу на стол и удовлетворенно проговорил:
– Ну, вот она, твоя, значит, лампа! Согласно квитанции, все, как говорится, в полной сохранности!
Если бы не надпись в квитанции, я вряд ли догадалась бы, что передо мной именно лампа. Это громоздкое сооружение из потемневшей бронзы и зеленого стекла напоминало то ли уменьшенную копию греческого храма, то ли мавзолей какого-нибудь восточного правителя. Да, вот на что это было похоже – на надгробие! Четыре бронзовые колонны по углам, треугольный фронтон, а сверху – еще и купол, увенчанный странной композицией из креста, звезды и полумесяца. Правда, часть этого купола была стеклянной, видимо, именно она и играла роль лампы. Хотя вряд ли эта лампа давала много света.
Я осмотрела лампу со всех сторон.
Видимо, ей было больше ста лет. Изначально она была керосиновой или даже масляной, но позднее, лет пятьдесят назад, ее переделали в электрическую.
– Ну, вот она! – повторил Василий Иванович. – В полной, как говорится, сохранности. Ежели претензий не имеешь, распишись вот тут, – он положил передо мной раскрытую амбарную книгу и ткнул карандашом в
