поняла, что у нее все будет по-другому.
Они познакомились… Катя не помнит точную дату. Просто в один прекрасный день она осознала, что этот мужчина ею интересуется. Оказалось, Алексей ходил в библиотеку уже давно, а Катя и не замечала. Он был приятен в обращении и приветлив со всеми сотрудницами, но отличал только ее. Причем делал это ненавязчиво, и вообще держался скромно, но с достоинством.
Иногда, когда у Кати выдавалось несколько свободных минут, они разговаривали, потом, когда Кира Леонидовна, застав их за увлеченной беседой, нелицеприятно высказалась о некоторых безответственных сотрудницах, которые используют рабочее время в личных целях, Алексей стал поджидать Катю после работы и провожать до дома. Потом пригласил Катю в театр, потом – на концерт. Их отношения текли неторопливо и размеренно, как река по равнине, Алексей был неизменно ровен и вежлив.
Пианист взял особенно сильный аккорд, и Катя, вздрогнув, открыла глаза. Алексей сидел рядом и пристально смотрел на сцену, весь уйдя в музыку. Кате захотелось заглянуть ему в лицо, чтобы увидеть его выражение в этот момент и глубоко проникнуть в его чувства. Хотя она и без того знает, что к музыке он относится очень серьезно, его не следует беспокоить.
Катя любила музыку, любила бывать в филармонии, где ее окружали такие же, как она, меломаны. Ей нравилось, что Алеша разделяет ее пристрастия. Хотя правильнее было бы сказать, что это она их разделяет. Сейчас он весь ушел в музыку, так и ел глазами пианиста, следил за каждым его жестом.
Скосив глаза на его профиль, Катя заметила твердо сжатые губы, упрямую складочку на подбородке.
Пожалуй, ей больше нравилось, когда они сидели друг напротив друга в библиотеке или в кафе и он говорил. Катя смотрела тогда на его лицо – такое красивое, с правильными выразительными чертами. Он был невысокого роста, но отнюдь не хлипкий, а за внешней мягкостью просматривался твердый стержень.
Алексей слегка пошевелился, почувствовав ее взгляд, и Катя поскорее отвела глаза, как будто делала что-то предосудительное, и не хотела, чтобы он застал ее за этим занятием.
С другой стороны от нее сидела пара средних лет, мужчина с бородкой, одетый скромно, но аккуратно, с ним дама – в дорогом костюме, с гладкой прической, чем-то похожая на Киру Леонидовну, только эта выглядела не такой строгой.
По тому, как они слушали, Катя поняла, что эти двое любят музыку так же, как она, то есть в филармонии они частые, если не сказать постоянные, гости. И тем не менее рука мужчины накрывала женскую, он улыбнулся своей даме ласково, в ответ она едва заметно прижалась к его плечу. И снова замерла, слушая пианиста.
Кате вдруг захотелось, чтобы Алеша сделал так же, чтобы его рука накрыла ее руку, чтобы он обнял ее и привлек к себе, хотя, несомненно, это вызвало бы у любителей музыки некоторое удивление. В филармонии такое поведение не принято.
Но ведь и в других местах ее спутник ведет себя слишком корректно. Против воли в Катину голову полезли мысли.
Ну, понятное дело, в библиотеке ничего такого нельзя себе позволить, страшно себе представить, что скажет Кира Леонидовна, если застанет их с Алексеем обнимающимися в читальном зале! Но в кафе, где кругом множество таких же парочек, которые смеются, обнимаются, едят друг у друга с тарелки, можно было бы вести себя более вольно.
Или возле подъезда, когда Алеша провожает ее домой, он не только не делает попыток ее поцеловать, а даже руку не пожмет. Не погладит по щеке, не прижмется к волосам, не шепнет ласковое словечко на ушко, так чтобы Катя чувствовала его теплое дыхание.
Катя и сама не знала, откуда у нее, такой всегда сдержанной, благовоспитанной особы, вдруг появились такие легкомысленные мечты, и покосилась на Алешу – вдруг он проникнет в ее мысли, и его отношение к ней изменится!..
А еще… еще он никогда не делает поползновений зайти к ней домой. А Катя боится его пригласить, потому что не знает, как себя вести в случае отказа. Нет, разумеется, такое приглашение должно исходить от женщины, Алеша очень вежливый человек и никогда сам не станет напрашиваться. Но Катя все никак не решается. Если бы он хоть как-то дал понять, что к ней чувствует…
Хотя… если бы Катя ему не нравилась, для чего тогда проводить вместе столько времени?
Катя едва заметно вздохнула. Ей совершенно не с кем посоветоваться. Дядька в таких тонких материях не разбирается, как и все мужчины, поэтому не стоит и пытаться посвятить его в их с Алексеем сложные взаимоотношения.
От таких мыслей Катя почувствовала легкий озноб. После ремонта в Большом зале филармонии на концертах стало прохладно. Она пошевелилась, обхватила себя руками и решила не думать, а слушать музыку.
Но сосредоточиться на Патетической сонате никак не удавалось. Кате казалось, что кто-то смотрит ей в затылок, смотрит упорно и пристально. Она откинулась на спинку кресла, потом поерзала немножко, потом осторожно оглянулась. И поймала взгляд женщины – очень взволнованный, почти горящий. Поймала на долю секунды, потому что дама тут же прикрылась программкой.
Катя пожала плечами. Женщину она увидела мельком, но все же достаточно, чтобы понять – она ее не знает, никогда в жизни с ней не встречалась. Показалось, наверное, что та смотрела именно на нее, Катю. А что взгляд горящий, то, верно, музыка так на человека повлияла, с меломанами такое случается.
Пианист закончил Патетическую сонату. Зал взорвался аплодисментами. Катя хлопала вместе со всеми и расстраивалась – сегодня она невнимательный слушатель, почти все пропустила. Этак не годится, Алеша непременно заметит и перестанет ее уважать.
Пианист заиграл первые аккорды «Аппассионаты». Катя вся обратилась в слух, готовясь воспарить вслед за музыкой, раствориться в ней полностью, до самой глубины.
Но не получалось. Казалось, что в затылок дует ледяной ветер, а в спину между лопаток врезается электрическое сверло.
«Что со мной? – думала Катя. – Наверно, я заболеваю. Озноб, затылок ломит… Неужели грипп?»
Она представила, как с трудом доползет домой, как встретит ее пустая темная квартира, и некому даже согреть чаю. Ночью она будет маяться от жара в мокрой от пота постели, и никто не оботрет лоб, никто не поможет переодеться в сухое, никто стакана воды не принесет. Стало себя ужасно жалко, так что слезы защипали глаза. Катя вспомнила, что глаза сегодня накрашены, и впала в самую настоящую панику. Сейчас по щекам поползут слезы, смешанные с тушью, оставляя за собой отвратительные темные дорожки.
Господи, советовали же ей девочки покупать водостойкую тушь! Но от нее у Кати аллергия, глаза распухают и становятся красными, как у кролика. А потом нападает чих.
Катя прижалась к спинке кресла, сжала зубы и застыла, не моргая и почти не дыша. Со стороны могло показаться, что женщина вся во власти музыки.
Помогло. Катя приободрилась, и даже чужой взгляд в спину перестал ее беспокоить. Но в глазах предательски щипало.
Наконец пытка «Аппассионатой» закончилась. В программке больше ничего не значилось, но, внимая аплодисментам, пианист сыграл еще отрывок из «Лунной».
Снова были аплодисменты и поклоны, наконец публика начала потихоньку расходиться.
– Я сейчас! – сказала Катя, отдавая своему спутнику номерок, и направилась к туалету.
У раковины она с возмущением отмела соблазн умыться холодной водой, чтобы глаза наконец перестали слезиться и щипать, а только промокнула лицо салфеткой.
В туалете никого не было. Катя причесалась и достала из сумочки тюбик губной помады.
Кто-то вошел, торопясь, с грохотом распахнув дверь, и рядом с Катей в зеркале появилось отражение той самой женщины, чей взгляд поймала Катя в зале, чей взгляд заставлял ее мерзнуть и волноваться в течение всего концерта.
– Простите, – женщина явно волновалась не меньше Кати, – могу я с вами поговорить?
– О чем? – хриплым от неожиданности голосом отозвалась Катя, женщина не вызывала у нее доверия – уж слишком вид у нее странный, глаза беспокойно бегают, и губы она беспрестанно облизывает.
Оттого Катя, всегда вежливая и предупредительная, ответила женщине весьма холодно.
– Скорее о ком… – женщина отвела глаза в зеркале и невольно замялась, – понимаете, вот этот
