– Мы жили с бабушкой, – сказала я, – она умерла, когда я в техникуме училась.
Очень мне не хотелось вспоминать о том, что родители мои развелись, когда мне было четыре месяца. И до того опротивели друг другу, что даже не захотели жить в одном городе. Они разбежались и подбросили ребенка бабушке. И никогда – представьте себе – никогда не приезжали нас навестить! Но аккуратно высылали деньги, так что особо мы с бабушкой не бедствовали.
– Ты сирота? – спросил Стас.
– Вроде того, – процедила я.
– Извини… Ладно, я продолжаю… Короче, другие дети разным занимались, а я лично плавал. Всегда, сколько себя помню. Как отдали меня в пять лет родители в бассейн, так я и поплыл. И лет двадцать этим только и занимался.
«Вот отчего у него такие широкие плечи», – не слишком кстати подумала я.
– Ну, научили в бассейне плавать, пришел как-то тренер, и отобрали меня в спортивную школу. Там условия другие – три раза в неделю по три часа занятия, а уж после десяти лет и вовсе меня запрягли, потому что стал я подавать большие надежды…
И я почувствовала в его словах непонятную горечь. Вот странно, вроде бы впервые видимся, а я так его чувствую…
Понадобилось сделать над собой явственное усилие, чтобы напомнить себе, что я на работе, что у нас с дядей Васей висит на шее нераскрытое дело, а заказчица скрылась в неизвестном направлении, и если мы дело не раскроем, то зараза капитан Творогов способен здорово испортить нам жизнь.
– Стали из нас чемпионов готовить, – продолжал Стас. – А это – совсем другой подход. Тренеры – звери, с них спрашивают, если результаты не те. Занятия – каждый день, то вода, то общая физподготовка. А ведь еще и в школе как-то учиться надо. В общем – какие там развлечения, доползал до дома и падал в кровать. Соревнования опять же, в каникулы – обязательно сборы, летом – в спортивный лагерь, а там – сплошное плавание. Режим опять же круглый год – за питанием следили, чтобы спать пораньше ложиться, тренер на неделе пару раз позвонит и у матери все расспросит. Она и стережет меня почище цепного Полкана – к телефону лишний раз не позовет, если приятели или девушка позвонят. Уж простите, говорит, только Стасик лег уже, ему отдыхать надо. А если удеру все-таки на вечеринку или в клуб, то мать обязательно тренеру доложит. А тот уж свои меры примет, тренеров мы все боялись.
– Что же мать тебя так подставляла? Ну ладно тренер, ему за это деньги платят…
– А у меня родители – люди простые, небогатые. У отца в голове еще с прошлых времен сидело, что парня надо в ежовых рукавицах держать, чтобы не разболтался. Не давать, значит, ни вздоху, ни продыху… Он считал, что спорт – это почетно и престижно, тренеры все – мужики суровые, авторитетные, мальчишке, мол, это полезно. А мать вообще ему никогда не перечила. И так продолжалось, пока школу не кончил. Кстати, на одни тройки, и то учителя натягивали, чтобы меня выпустить. В институт, разумеется, попал только в Физкультурный, имени Лесгафта. Туда, понятное дело, автоматом нас приняли. К тому времени на всероссийский уровень вышел и даже в международной спартакиаде участвовал.
– Круто! – восхитилась я.
– Ага, – с той же непонятной горечью ответил Стас. – Ну, так дальше по накатанной дорожке и пошел. В институте почти не появлялся – некогда, то на тренировках, то на соревнованиях. Деньги какие-то, конечно, нам платили, так что на родительской шее не сидел и на копеечную стипендию не перебивался. Каждое лето возили нас на море. Потому что если в области лагерь спортивный, то обязательно нужен бассейн, при нашей-то погоде. А на юге открытая вода. И вот было это лет семь назад, поехали мы в Крым, там под Судаком хорошее место, раньше санаторий был союзного значения. Лагерь большой, ребята разного возраста. Детей маленьких нету, для них отдельные условия требуются, а так, начиная с семнадцати лет и старше, – вот они мы все!
Стас отодвинул тарелку, тут же подскочила Люся и все убрала. Я сама не заметила, как съела свою рыбу и ризотто. Ничего, не лопнула, очень уж все вкусно.
– Ну, хоть и нагрузку нам давали зверскую, а все же вечерами времени свободного немного было. Как водится – танцы-шманцы-обжиманцы – парни все молодые, здоровые, кровь бурлит, ночи теплые… Девушки там были, пловчихи, немного, правда, но все-таки… Но тренеры, конечно, и там за нами строго следили – чтобы никакого алкоголя и никаких походов налево. Их забота – высокие результаты, а для этого мы все должны быть в отличной форме. Стало быть, отбой – в одиннадцать, подъем – в семь. И чтобы никто никуда не шастал. Ну, конечно, пытались парни девчонок со стороны искать. На пляже когда столкнемся или все же иногда вырвемся погулять. В лагере были некоторые. На кухне работали местные, еще так кое- где… Ты не волнуйся, вот уж и к делу подошли, – сказал вдруг Стас, – что-то я и правда разговорился.
– Ничего, – я улыбнулась, – я слушаю.
Дядя Вася не уставал повторять, что в нашей работе главное – это уметь слушать. Дать человеку выговориться, а уж потом самой решать, что тебе из его рассказа для дела пригодится, а что – нет. Но в данном случае терпение ни при чем, мне было приятно сидеть со Стасом в полупустом зале и слушать его спокойный голос.
Люся принесла кофе и мороженое.
– Стас всегда заказывает, – пояснила она.
– Ага, – Стас по-детски облизнулся, – люблю, понимаешь, мороженое, а раньше никогда не давали – горло простудишь, заболеешь, плавать не сможешь…
– В общем, была там в лагере одна медсестричка из местных, ее как раз и звали Анфисой. Анфиса Валерьевна Болотникова, только это уж мы потом узнали, а так она сразу представилась Фисой. Так ее все и звали Фисой-кисой. И так мы все на эту кису запали, что просто полный кошмар, – Стас улыбнулся. – Сейчас-то я понимаю, что ничего такого особенного в ней не было – ну, глаза большие, яркие, волосы хорошие, зубы белые, и все она хохочет, все глазами стреляет. А так больше ничего особенного. Но на мужиков посматривала жадно. Все по сторонам зыркает, чуть из платья не выпадает. Причем не на тренеров, а все больше с нами кокетничала.
– Возраст какой у нее был? – спросила я.
– Ну, тогда лет двадцать пять ей было, может, и меньше… – протянул Стас.
Я прикинула: стало быть, сейчас той года тридцать два, что ж, с нашей Анфисой они примерно ровесницы. Имя совпадает, фамилия, отчество, да еще и год рождения. Так не бывает…
– Слово за слово, стали поговаривать парни, что Анфиса эта, сестричка-то… как бы это поприличнее выразиться… ну, на это дело очень даже согласная. Ну, знаешь, парни молодые, вечером разговоры разные еще больше нас возбуждали. Кто правду скажет, а кто и соврет нарочно… Тем более что она так себя вела… Хотя муж у нее был – то ли где-то плавал, то ли работал вахтовым методом – в общем, имелся в наличии, но далеко. Удобно очень.
– Кому как, – вставила я.
– Да уж…
– В общем, прошла уж половина смены, про Анфису эту точно знали все, что такая она сякая. Одна девчонка-пловчиха из-за парня своего с ней крепко поругалась, едва до драки дело не дошло. Не зарься, наша кричит, на чужое. Ну, девица крепкая, спортсменка, хорошо тут тренерша рядом случилась, хорошая была тетка, она их развела, а сама с той Анфисой поговорила наедине. Ну, и так все знали, о чем разговор тот был – чтобы умерила пыл, вела себя прилично, а не то быстро ее из лагеря турнут. Но тут, понимаешь, еще в том сложность была, что мы вроде как в чужой стране находились, порядки у них там свои. А во второй половине смены уже точно все знали, что у Фисы этой кисы закрутилось с мальчишкой одним. Звали его Сережей, славный такой парень был…
«Лучше тебя?» – я едва удержалась, чтобы не спросить вслух.
– Семнадцать лет ему было, только школу закончил, – Стас говорил негромко, машинально помешивая ложечкой в пустой чашке из-под кофе, – не нам, троечникам, чета, серьезный парень, в университет собирался поступать. И вот, зацепила его эта Анфиса, прямо неземная любовь у него случилась.
– Какая там любовь, одни гормоны, – не согласилась я.
– Ну да, это мы теперь знаем, а тогда попробуй ему объясни! Я тебе честно скажу – Сережу этого знал мало, разница у нас – три года, до этого на соревнованиях не встречались, там только познакомились… В лагере ни на кого не смотрел – девушка у меня тогда была в Питере, в педагогическом училась. Так что я ей только звонил да письма писал. И, как выяснилось, зря, потому что поехала моя училка в Турцию,
