важный вопрос, который, кстати, и ты можешь провентилировать у старухи, только аккуратно. Вот, читай, – Леня раскрыл энциклопедию на нужной странице.
– «Ильин-Остроградский, Лев Михайлович… – прочла Лола, – так, путешественник, исследователь, был в Абиссинии… народы Африки…» Что тут нового?
– Ты на даты посмотри, – посоветовал ей Леня, – здесь, в энциклопедии, указана дата его смерти – тысяча девятьсот четырнадцатый год, а на доме стоит двенадцатый. Где он пропадал эти два года? Где умер? Может, он вообще с этой квартиры съехал, жену с детьми бросил? Спроси у своей бабули…
– Ладно.
– И еще: как ты говорила, тот город называется, где Татьяна дочку свою родила?
– Улыбин, – буркнула Лола, прекрасно зная, что Ленька и сам все помнит, – город Улыбин, Владимирская область.
– Точный адрес выясни.
– Она сказала – все письма сожгли.
– Не верю! – отрезал Леня. – Адрес они наверняка запомнили. Раз бабуля так хорошо историю своей семьи знает – тот адрес в городе Улыбине точно у нее где-то есть. Да будет тебе известно, – скрипучим голосом начал поучать коллегу Маркиз, заметив, что Лола пренебрежительно махнула рукой, – что такие старухи ничего и никогда не выбрасывают! Тетрадочки, там, разные школьные, открытки почтовые от людей, которых и на свете-то давно нету, старые письма, даже театральные программки – у них все это сложено аккуратненько, ленточками перевязано… Так что без адреса не возвращайся.
– Значит, ты сейчас идешь очаровывать географических дам, – вздохнула Лола, – а мы с Пу И к двенадцати должны успеть на собачий пустырь. Кстати, и погода вроде бы улучшилась, солнышко выглянуло…
Разумеется, старушка со своей пуделицей гуляли на пустыре. Лоле снова повезло – они были одни. Встреча собак умилила даже Лолу, а старушка Денисова аж прослезилась. Дези, на взгляд Лолы, вела себя слишком уж раскованно, все же порядочная девушка должна сдерживать свои эмоции. Но Пу И, похоже, тоже был счастлив, так что Лола решила не портить ребенку праздник.
Они немного поболтали со старушкой на отвлеченные темы, а затем Елизавета Константиновна церемонно пригласила Лолу и песика к ней на чай. Лола засмущалась для виду, но быстро согласилась на приглашение, только с условием, что она купит вон в том магазине фруктовый торт и коробку орехового печенья для собак. Оказалось, что вкусы Дези совершенно совпадают со вкусами ее кавалера – оба просто обожали ореховое печенье.
В коммунальной квартире было тихо – все соседи ушли на работу, как объяснила Елизавета Константиновна. Пройдя по длинному извилистому полутемному коридору, заставленному допотопной мебелью, которую хозяева выставили за ненадобностью из своих комнат, Елизавета Константиновна ввела свою молодую гостью в комнату, где она обитала вдвоем с Дези.
Комната была просторной и светлой, освещенной двумя большими окнами, в простенке между ними возвышалась настоящая пальма в громоздкой деревянной кадке. Впрочем, в этой комнате не только пальма напоминала о далеких южных странах – на стенах, оклеенных давно выцветшими обоями, висело несколько африканских деревянных масок, рядом с ними красовалось короткое копье с широким наконечником, а в углу стоял настоящий негритянский барабан – тамтам. Еще в этой комнате было много фотографий – пожелтевшие от времени старинные снимки были здесь и там прикреплены к стенам, некоторые в деревянных рамочках стояли на столе. На этих фотографиях чаще всех можно было увидеть высокого немолодого мужчину с длинными, лихо закрученными усами, иногда – в пробковом шлеме, иногда – в широкой светлой шляпе. Этот мужчина был снят то верхом на верблюде, то вместе со спутниками в кузове старинного открытого автомобиля, то рядом с высоким походным шатром, то в компании полуголых улыбающихся негров, то вдвоем с важным арабским шейхом…
– Да, это и есть Лев Михайлович, – проговорила Елизавета Константиновна, увидев, что Лола разглядывает усатого господина на фотографиях, – он всегда брал в экспедиции фотографа, чтобы фиксировать разные важные для истории и науки моменты. Вот здесь он во время своей первой абиссинской экспедиции, вдвоем со знаменитым шейхом Азизом, а здесь он сфотографирован с известным английским путешественником, лордом Филби…
Лола вполуха слушала Елизавету Константиновну, думая о своем. Вряд ли кто-то всерьез заинтересуется африканскими масками или старым тамтамом, а никакого ценного антиквариата, который Лола ожидала увидеть в этой комнате, не было и в помине – ни старинных картин, ни офортов, ни драгоценной инкрустированной мебели, ни массивных бронзовых светильников восемнадцатого века… Вся мебель в комнате была самой обычной, советских времен, и оставляла желать лучшего; на стенах – ничего, кроме фотографий и африканских деревянных масок, – самой хозяйке вещи эти, конечно, дороги, как память, как семейные реликвии, но больше ни для кого все это интереса не представляет…
«Леньке легко говорить, – разозлилась Лола, – пойди, мол, к старухе и выясни, что у нее может быть ценного, из-за чего этот австралийский кенгуру на нее запал? Да я-то откуда знаю, что у нее по шкафам запрятано! Хотя по всему выходит, что ничегошеньки-то ценного у бабули нету… И опять-таки: Лоусон велел найти
Хозяйка между тем сервировала чай на маленьком столике. Она постелила красивые кружевные салфетки, явно ручной работы, достала из буфета две чашечки с блюдцами. Чашки были очень красивые, старинного тонкого фарфора, но разномастные, и Лола поняла, что это, так сказать, «остатки прежней роскоши». Сахарница тоже была очень красивая, но с чуть надколотой ручкой и с небольшой трещинкой сбоку.
Старушка извинилась и скрылась за потертой ширмой, отделявшей угол комнаты. Лола поискала собак и не нашла, не обнаружила она также и коробки с ореховым печеньем, очевидно, песики решили не ждать милости от хозяев и сами себя угостили.
Елизавета Константиновна появилась из-за ширмы в бледно-розовой блузке с кружевным воротником и в прямой серой юбке. Она переоделась, демонстрируя этим уважение к своей гостье.
Торт был разрезан, синий заварочный чайник укрыт красивым ярким петухом-подушкой. В ожидании начала чаепития Лола еще раз оглядела комнату и поймала себя на мысли, что ей здесь удивительно нравится. Большая, просторная и светлая комната, два окна красивой формы, высокий потолок, пальма в кадке, какие-то вьющиеся по стенам растения… И хозяйка комнаты – довольно-таки приятная, невредная старушка. Немножко занудлива, конечно, со своими воспоминаниями, но, если честно, гораздо приятнее слушать рассказы про старые времена, нежели чьи-то жалобы на нищету и пересказ очередного бразильского сериала.
– А в этой комнате что было, когда вся квартира принадлежала вашей семье? – спросила Лола с улыбкой.
– Прежде здесь была гостиная, – вздохнула хозяйка, – а потом мы жили в ней все вместе.
Она встала, чтобы налить чаю, и Лола заметила, что в вырезе ее блузки что-то блеснуло. Елизавета Константиновна перехватила ее взгляд.
– Это не крестик, – ответила она на невысказанный вопрос, – в то время, когда я родилась, детей не принято было крестить.
– Пожалуйста, не сочтите мое любопытство неприличным… – невольно смутилась Лола.
– Что вы, я с удовольствием расскажу вам эту историю! – рассмеялась хозяйка. – Это, видите ли, наша семейная легенда.
Лола слегка оживилась. Хотя ей уже до смерти надоело слушать бесконечные истории из жизни членов семьи Ильиных-Остроградских, возможно, на этот раз старуха поведает ей нечто полезное.
– Дедушка уехал в свою последнюю экспедицию в декабре одна тысяча девятьсот двенадцатого года, – начала рассказывать Елизавета Константиновна, – и с тех пор он больше не видел своей семьи и не побывал в этой квартире. Письма от него приходили редко. Мама, конечно, была тогда еще совсем маленькой, но она смутно помнит, что перед отъездом ее родители крупно поссорились… Бабушка не хотела отпускать деда так надолго, она хотела, чтобы муж был с ней рядом. Но он не внял ее просьбам и уехал. Прошел почти год, дед не вернулся, зато приехал его помощник, Вася Миклашевский.
– Отчего же не вернулся ваш дед? Ведь это очень тяжело – быть в разлуке с семьей почти год…
