У него было препаршивейшее настроение, ночью произошло третье убийство, а он еще и в прошлых двух ни на йоту не продвинулся. Конечно, все трое потерпевших были убиты в разных местах – только один из них на автостоянке возле телецентра, а двое других – возле двери в собственную квартиру. Но все они были сотрудниками телецентра, то есть писатель не был, но часто приходил сюда по делам. Стало быть, решило начальство, предполагаемого убийцу следует искать в телецентре, и вот такого-то решения начальства капитан Хвощ боялся больше всего. В этом сумасшедшем доме, в этом муравейнике искать убийцу было все равно что искать иголку в стоге сена, жемчужное зерно в куче навоза у колхозного коровника, золотое яичко на Синявинской птицефабрике. Целый день по зданию слонялся народ, причем войти можно было очень просто – попросить малознакомого человека заказать пропуск, наврать что-нибудь по телефону. Все трое убитых общались в последнее время с ужасающим количеством людей, причем совершенно ничего не значило то обстоятельство, что продюсер и режиссер Животовский имел секретаршу, которая обязана быть в курсе всех встреч своего патрона. Животовский вполне мог встретиться с кем- нибудь на лестнице, в коридоре, в павильонах, наконец. Или на автостоянке.
Опыт подсказывал капитану Хвощу, что убийца был знаком со всеми тремя жертвами, потому что охранник телецентра сообщил, что видел якобы какую-то тень возле машины Животовского, но не обратил на нее внимания, потому что продюсер вел себя спокойно и не делал резких движений.
Остальные двое тоже наверняка убийцу видели не впервые, потому что имели возможность позвать на помощь, в то время как соседи не слыхали никакого крика и шума борьбы. Ни о каком грабеже не могло быть и речи, все ценные вещи и деньги у потерпевших остались на месте.
Капитан Хвощ приехал сегодня на телецентр в отвратительном настроении, поскольку начальство было очень и очень недовольно. Журналисты просто взбесились, как же, своих обидели! И ничего нельзя сделать – как на информацию запрет наложить, если все события на месте и произошли?
Одно только радовало капитана: начальство, вздрюченное своим собственным более высоким начальством, распорядилось организовать в срочном порядке следственную группу, так что скоро капитан если не избавится совсем от этой головной боли, то хотя бы ответственность разделит.
Он с тоской поглядел на девицу с попугаем. Попугай этот и в прошлый раз ему осточертел – болтает много.
– Убили гражданку Плюсс вчера ночью, – нелюбезно пояснил он, – зарезали в собственном подъезде, у двери в квартиру.
– Как? – Лола выронила из рук клетку и пошатнулась.
– Вот только не нужно тут цирк устраивать! – поморщился капитан. – Без вас, извиняюсь, тошно!
Клетка грохнулась на пол, попугай всполошился и заорал:
– Кар-раул! Кошмар-р!
– Гражданочка, – строго начал капитан Хвощ, – птичку свою приструните, пожалуйста! Работать мешаете.
– Вы бы хоть поосторожнее как-нибудь сообщали такие новости! – сердито начала Лола. – Меня чуть кондрашка не хватил. Еще бы немножко – и в обморок грохнулась.
Капитан ничего не ответил, но взглядом дал понять Лоле, что если бы она в обморок грохнулась, то так бы там на полу и валялась. Ему, капитану, больше делать нечего, как нервных дамочек в сознание приводить.
Как уже говорилось, Лола была творческой натурой и очень тонко реагировала на настроение окружающих. Так и сейчас, она сразу поняла, что капитан страшно зол, что дело у него не спорится и недавно он получил нагоняй от начальства. Еще она поняла, что лично она, Лола, отчего-то капитану несимпатична, и ничего тут не сделаешь. Когда нужно, Лола умела собраться, отбросить глупые обиды, умела даже постоять за себя. Ясно, что если притвориться слабой и беззащитной, пустить слезу, то вызовешь у капитана только новый приступ раздражения. Поэтому Лола подняла клетку, взглядом приказала попугаю помалкивать, а сама без разрешения присела на стул.
– Могу я узнать, как все случилось? – поинтересовалась она.
– Что тут узнавать, – вздохнул капитан, – нашли труп соседи в полдесятого вечера. В охране телецентра отмечено, что вышла она вчера с работы в двадцать сорок пять, доехать ей до дома на общественном транспорте примерно полчаса, так что на лестнице пробыла она минут десять. Вот и все. А теперь скажите…
В это время дверь распахнулась и в кабинет вошла та самая белобрысая девица с лошадиным лицом, соседка Аглаи Михайловны по кабинету.
– Вы меня вызывали, товарищ капитан? – спросила она и тут увидела Лолу.
Лицо ее вмиг изменилось, то есть и раньше-то в нем было мало привлекательного, но тут белобрысую перекосило, как будто у нее начались судороги, и она закричала визгливым голосом:
– Товарищ капитан! Да вот же она, вот! Это она, она Аглаю убила!
От неожиданности Лола чуть не свалилась со стула, капитан, кажется, тоже. Лола в испуге прижала к себе клетку, а девица встала посреди кабинета, простерла руки к Лоле и воскликнула:
– Убийца! Это же надо совесть иметь – вчера убила, а сегодня как ни в чем не бывало на студию явилась со своим попугаем!
Голос белобрысой напоминал визг бензиновой пилы «Дружба» в момент, когда ей попадается сучок в бревне.
– Да что ты несешь-то! – не выдержала Лола. – Пьяная, что ли?
– Вы… как это… – неуверенно забормотал капитан. – Вы – Зайценогова Вера Васильевна?
– Так точно, – по-военному отрапортовала белобрысая, поедая его глазами.
– Если вам есть что сказать следственным органам, то говорите, – приказал капитан, – а восклицать и устраивать истерики будете в другом месте. Я, знаете ли, на работе нахожусь, время дорого, убийца на свободе ходит.
Белобрысая вдруг шумно зарыдала.
– Вы не поверите, – всхлипывала она, – мы с Аглаей Михайловной два года в одной комнате… душа в душу… так жалко ее…
В глубине души Лола была с ней согласна, то есть если продюсера Животовского она никогда в жизни не видела, а о писателе Волкоедове сохранила самые неприятные воспоминания, то Аглаю Михайловну она знала давно. Отношения у них были самые приятельские, и она ни за что бы не пожелала Аглае такой ужасной смерти. Однако Лола вовсе не собиралась позволять белобрысой девице вешать на нее убийство Аглаи. Она подобралась и постаралась успокоиться.
– Короче, гражданка Зайценогова! – прикрикнул капитан.
– Хорошо, – сказала та. – Я хочу сделать заявление. Я слышала, как вот она угрожала Аглае Михайловне Плюсс.
– Чего-чего? – Лола привстала со стула, попугай заворочался в клетке и завопил:
– Вр-рет, все вр-рет, дур-ра!
– Я вру? Ничего я не вру! Я сама слышала, как они ссорились. Эта, – девица кивнула на Лолу, – Аглаю за плечи трясла и орала, что узнает она еще Ольгу Чижову! Я видела, я все видела! Уж не отвертишься теперь, как с Волкоедовым!
«За что она меня так ненавидит? – подумала Лола. – Что я ей плохого сделала?»
– Гражданка Чижова, вы подтверждаете факт ссоры? – с интересом спросил капитан.
Лола поняла, что должна постоять за себя.
– Ну, во-первых, это была не совсем ссора.
– Но вы угрожали гражданке Плюсс?
– Но я же не говорила, что хочу ее убить! – Тут Лола уставилась на белобрысую, и та прикрыла глаза платочком, потом шумно высморкалась.
– Во-вторых, это было давно, то есть с тех пор мы с Аглаей Михайловной уже несколько раз встречались, и недоразумение было забыто.
– Она называет это недоразумением! – вскричала белобрысая. – Да она так орала! Я слышала, я все слышала, я свидетель!
– Дорогая, вы не забыли, что ушли в самом начале нашего с Аглаей разговора? – кротко напомнила Лола. – Далее мы с Аглаей Михайловной помирились и с тех пор ни разу ни о чем не спорили.
