уже и так на границе его поля зрения…
С этими современными детьми, конечно, одни неприятности и беспокойства. Слава богу, что у них с Людмилой Борисовной нет детей. И так проблем вокруг хватает!
Ефим Валерьевич проследил, как девочка исчезла окончательно, потом подождал еще немного — непонятно чего. Но улица была безнадежно пуста, один только разыгравшийся ветер с присвистом носился между домами.
Ефим Валерьевич вздохнул, потом убрал бинокль обратно в шкафчик и отправился в уборную.
Там он долго опорожнял мочевой пузырь, в скорбной позе застыв над унитазом. С интересом наблюдал, как вода в унитазе окрашивается желто-лимонным цветом.
Затем спустил воду, погасил свет и побрел в спальню, на звук мощного храпа Людмилы Борисовны.
Против ожидания уснул Ефим Валерьевич на этот раз довольно быстро. Ему снилась девочка в розовой курточке. Она весело смеялась и призывным жестом звала его за собой.
Он спешил, но догнать девочку никак не получалось. Чем больше он торопился, тем скорее она удалялась и в конце концов превратилась в маленькое розовое облачко.
Ветер гнусно взвыл, подхватил это облачко и унес куда-то далеко-далеко, в темную высоту.
2. Почтальон
Никита Бабахин вышел из девятого подъезда, ловко перескочил через лужу и, бодро помахивая сумкой, зашагал в сторону тридцать второго квартала. Точнее, ему нужен был квартал «32А». А там уже следовало разыскать восьмой корпус, в третьем подъезде которого, на шестом этаже, проживали сестры Шаховские, к которым, собственно, и направлялся Никита.
Вообще-то почтальоном Бабахин стал совсем недавно, где-то с месяц. А до того работал ночным грузчиком в бирюлевском супермаркете «Рамстор». Но из супермаркета его в конце концов выперли. Несколько раз предупреждали, чтобы на работе ни-ни, но все же терпели, так как работник Никита был хороший. Когда трезвый, конечно. Однако после того как он ебнул целый ящик с дорогим коньком «Хеннесси», поскольку ни руки, ни ноги в ту ночь не держали, его все же поперли.
Но Никита не в обиде. Ему, можно сказать, повезло: дядя Витя пожалел, устроил к себе на почту. Тут, конечно, ответственности гораздо больше, а денег меньше. Ну и что с того?!.. Никите новая работа даже очень нравится: ходишь по разным квартирам, людей всяких встречаешь. А когда такой день, как сегодня, когда пенсию разносишь, то и вообще хорошо. Все довольны, улыбаются, благодарят, а кое-где даже и подносят, когда видят, что почтальон не бабка какая-нибудь чахлая, а самый что ни на есть мужик, как говорится, в расцвете лет. И правильно делают, между прочим.
Никита громко рыгнул, поправил ремень и зашагал еще резвее. Конечно, хорошо бы еще где-нибудь добавить, но дядя Витя строго-настрого наказал, пока всю пенсию не разнесет, даже и думать не сметь. Это же деньги, не хухры-мухры. И носят их только тем, кто сам за ними прийти не может. Инвалиды там, или больные, или совсем старые.
Ну уж, если снова где-то поднесут, тогда, конечно, деваться некуда. А так, чтобы самому, нет, этого Никита Бабахин себе никогда не позволит. Люди ждут пенсии, и он их не подведет, доставит прямо в руки, прямо сейчас.
Никита при этой мысли даже шмыгнул носом от осознания того груза ответственности, который на нем лежал.
К тому же с дядей Витей шутки плохи, он и упечь может, если разозлится!..
А насчет денег, кстати, если не хватает, то проблем нет подработать. На том же кладбище, к примеру, могилы рыть. С Лехой он завсегда договорится, тот Никиту в напарники без вопросов возьмет. Особенно сейчас, поздней осенью, когда земля становится стылая, мерзлая, одному рыть несподручно, вдвоем-втроем куда веселее.
Да и вообще, если вдуматься, много ли ему, Никите Бабахину, надо?!. Мать давно померла, так что живет он один. Слава богу, крыша над головой есть, все нормально.
Еще когда-то Лариска с ним жила… Тогда, конечно, было весело. Лариска шумная была, как выпьет, такие песни голосила, хоть стой, хоть падай! Но, конечно, и милиция без конца захаживала — соседи больно жаловались.
Но теперь-то тихо, она ведь давно уж куда-то делась, Лариска эта. Лет так десять-пятнадцать тому назад пропала. Может, сманил кто, а может, и сама куда намылилась, хрен ее знает…
Ну, Никита, конечно, погоревал малость, недели три тогда не просыхал. А потом ничего, попривык. Но с тех пор уже никого не заводил, решил, что больше ни к чему это. Так сам по себе и остался.
Все так же бодро вышагивая, Никита Бабахин вскоре приблизился к кварталу «32А» и уверенно направился к корпусу номер восемь. Один раз он уже здесь побывал, недели две назад телеграммы приносил поздравительные сестрам Шаховским.
Сестры эти — одна умора, каждой лет по сто, не меньше. Ну уж по крайней мере по девяносто, это как пить дать. Притом на лицо их не отличишь, только по одеже. У одной платок зеленый, у другой малиновый. Понятное дело, они ж близняшки. У них и голос одинаковый, и поведение. Только разве что зовут одну Наталья Всеволодовна, а другую — Анастасия Всеволодовна.
Телеграммы сестры получали по очереди: сначала одна выходила, потом другая. Каждая кланялась, чего-то там шамкала, благодарила. Цирк, да и только.
Дядя Витя говорил, что старушки эти чуть ли не княжеского роду. Им когда-то вроде бы целый особняк где-то в центре принадлежал. А потом их после революции уплотнили, в коммуналку загнали.
Ну а когда стали все центральные коммуны расселять, тогда их сюда, в Бирюлево, и определили. С тех пор сестры на улицу и не выходят — обиделись, стало быть.
Еще б не обидеться, всю жисть в центре прожили, а теперь их вон куда загнали!
А с другой стороны, чего им на улице-то делать, чего они там потеряли! В центр старушкам все равно дорога заказана, еще окочурятся, пока доберутся, — а вокруг на что им смотреть-то?..
Тем более продукты сестрам на дом доставляют, какая-то организация над ними шефствует.
Никита вошел в третий подъезд, поднялся на лифте на шестой этаж и, приосанившись, солидно позвонил в дверь.
Сначала было совсем тихо, но вскоре за дверью раздались шаркающие шаги и прозвучал глухой старушечий голосок:
— Кто там?
— Почтальон, — громко объявил Никита. — Пенсию вам принес.
— Одну минуточку, — произнес голосок.
Зазвякал дверной замок, и дверь наконец приоткрылась.
— Проходите, пожалуйста, — любезно пригласила старушка. — Мы вас уже заждались.
Никита шагнул через порог, невольно потянул носом. Пахнуло знакомым запахом, который он уже основательно выучил за время работы на почте. Затхлый запах невозможно было спутать ни с каким другим. Пахло старостью.
В квартире Шаховских, очевидно из-за солидного возраста сестер, этот запах был, пожалуй, острее, чем где бы то ни было. Аж в нос шибало.
«Старухи, видать, почти не проветривают, простудиться боятся», — мысленно предположил Никита, одновременно пытаясь прикинуть, которая из близняшек — Анастасия или Наталья — стоит сейчас перед
