– Ты не помнишь конкретные детали, только и всего Память о добре так глубока, что ее не стереть, как ни пытайся. Она и делает тебя таким, какой ты есть, а ты отличный парень, Джефф.
– А если папа не любит сына? Что тогда?
– Тогда обычно мама любит за двоих.
– А если и она не любит?
– Всегда найдется кто-то другой, кому он небезразличен. Тот, кто сделает из него отличного парня. Например… например… – Синглтон порылся среди померкших образов прошлого и обнаружил уголок с лицами, которые и по сей день были ему дороги. – Например, дедушка и бабушка.
– Не понимаю.
– В том-то и весь смысл, что тебе не нужно даже понимать. Достаточно знать: что бы ни случилось, как бы ни обернулась жизнь, отец останется с тобой. Подрастая, ты будешь вспоминать его все чаще, и его лицо постепенно обретет четкость. Да что там, ты будешь думать о нем даже тогда, когда сам обзаведешься детьми!
– Чего ради?
– Потому что многое осталось невысказанным. Вопросы так и не были заданы, ответы не были получены, и ты будешь размышлять над тем, как это было бы, если б тебе выпал шанс спросить. Что бы он ответил? Гордился бы он тобой теперешним? Порой тебе будет грустно, что ты так никогда и не узнаешь этого, но такова жизнь Никому не дано получить ответ на все вопросы. Наступило долгое молчание.
– Как ты думаешь, отец гордился бы мной теперешним? – наконец спросил мальчик.
– Ни минуты не сомневаюсь.
– А ты? Есть у тебя вопросы, которые ты так и не задал отцу? Ответ на которые не знаешь и сейчас?
– Конечно.
– Отчего же не спросишь?
– По той же причине, по которой ты не можешь спросить своего. Мой отец умер.
– О! – Джефф повозил ногой по земле, сгребая в кучу камешки. – А почему он умер?
Синглтон непроизвольно вцепился пальцами в края парапета.
– Он служил в военно-морском флоте, офицером. Говорят, это был человек блестящего ума и большой отваги.
– Да, но что же все-таки случилось?
– Пал смертью храбрых, за месяц до моего рождения.
– Что?! – Джефф был заметно потрясен. – Он тебя так и не видел? Ни разу?
– Ни разу.
– А ты, выходит, ни разу не видел его ..
– Только на фотографиях.
– Значит, ты не можешь его помнить! Не можешь о нем думать!
– Могу. Ведь это был мой отец, и он всегда со мной.
– Потому, что ты во всем на него похож?
Синглтону показалось, что на плечи ему опустился стопудовый груз. Всю жизнь он носил в себе мучительное сознание того, что вырос совсем не похожим на отца, более того, в его прямую противоположность. В нем попросту не было ни на грош отваги, и герой из него был никакой. Вот почему он выбрал участь затворника, окружил себя старинными книгами – они не могли посмотреть свысока.
– Нет, мы совсем не похожи.
– Как же не похожи? – удивился мальчик. – Ты такой отважный! Разве ты не спас тетю Зою, когда на нее напали те два плохих парня? А твой ум! Мама говорит, ты работал в каком-то особом месте – там, где засекречивают компьютеры. Это правда?
– Ну да, – рассеянно подтвердил Синглтон, все еще не вполне опомнившись от того, какой оборот приняла беседа по душам. – Котелок у меня неплохо варит.
– Во-во, – обрадовался Джефф. – Котелок варит! Я думаю, твой отец гордился бы тобой теперешним.
Подумать только, хмыкнул Синглтон. Он затеял этот разговор, чтобы выпытать, что гнетет мальчишку, и, быть может, облегчить это бремя. А вышло наоборот. Что за странная штука жизнь! Никогда не знаешь, что ожидает за поворотом.
– Ладно, нам пора, – сказал он, поднимаясь. – Зайдем за содовой?
– Само собой.
Глава 21
Галерея «Эйфория» занимала лучший уголок торговых рядов на Фонтейн-сквер. Вход украшала группа изысканно подобранной экзотической зелени в керамических вазонах, окна со стороны фасада представляли собой феерию драгоценностей и предметов искусства. Хотя магазин был невелик, вокруг него витала особая аура, как вокруг умудренного опытом человека, знающего толк в красоте.
Заслуга владелицы, в который раз подумала Зоя.
