— Представляю, каково твоим подчиненным. — И, увидев, как потемнело его лицо, а выражение холодного недовольства усилилось, добавила: — Все предельно ясно, благодарю вас.
— Прекрасно. Но предупреждаю: то же самое относится к тебе. Я не потерплю измены.
Она вспыхнула:
— Как ты смеешь! Если ты можешь думать, что я могу завести себе любовника…
— Ужин подан, мадам, — раздался позади нее голос Хоуксли.
Глава 12
Тем вечером после неприятной сцены в гостиной Каллум не пришел к ней в спальню. Она долго сидела на постели, переживая случившееся. Как много слышал Хоуксли? София не помнила, была ли дверь гостиной открыта, или просто не слышала, как она открылась? И все слуги могли слышать…
Ей стало тошно от этой мысли. Каллум, вероятно, в ярости, иначе и быть не могло. Ее вначале невинная кокетливая игра переросла в претензии, и, возможно, он видел перед собой вульгарную ревнивицу, или нескромную, развязную женщину, или все сразу. И она его понимала. Почему как будто сошла с ума, услышав, что у него была любовница? Мужчины часто так поступают. Почему она должна стать исключением, тем более их брак — брак по расчету.
Его убийственная вежливость за ужином только подчеркивала их размолвку. Он хорошо воспитан и умел сохранять достоинство в присутствии лакеев, не позволив себе ни одной иронической реплики. Каким-то образом она умудрилась отвечать ему в том же духе, и со стороны они, вероятно, напоминали пару незнакомых людей, которые не очень нравятся друг другу, но вынуждены поддерживать светскую беседу, оказавшись рядом на званом ужине.
Хоуксли сохранял каменное выражение лица. Так же как Эндрю и Майкл. Но вышколенные слуги всегда хранят невозмутимость, делая вид, что ничего не слышат и не видят, когда обслуживают господ.
Он не придет сегодня ночью. И не только сегодня. Не придет до тех пор, пока не простит ее. Но как она сможет извиниться, не поднимая запретной темы?
Дверь спальни распахнулась, и от сквозняка замигали свечи.
— Каллум? — Голос у нее был тонкий и жалобный.
— Ты ждала кого-то другого?
Она заслужила такой ответ. Он все еще был в вечерних бриджах и жилете. И бесцеремонно начал раздеваться прямо перед ней. Она сидела выпрямившись и широко открытыми глазами следила за ним, полная самых мрачных предчувствий. Он снимал и аккуратно складывал каждый предмет своего туалета, что только усиливало ее трепет.
— Я ждала тебя. Но думала, что после нашей ссоры ты не придешь.
— Это не было ссорой. — Он сел на кровать и стал снимать чулки. — Это было выяснение отношений и внесение в них ясности.
Он встал и повесил свою рубашку на спинку стула. Она не могла отвести глаз, его тело радовало бы взгляд самого придирчивого художника. Она вспоминала, как когда-то ее втайне интересовало интимное строение мужчины. Почему он пришел? Собирается сегодня заниматься с ней любовью? Или намеревается прочитать еще одну лекцию о ее непозволительном поведении, хотя она и сама понимала, что вела себя недостойно. София подавила тяжелый вздох.
Кэл постоял немного, словно в нерешительности, потом начал гасить свечи — одну за другой, как и прошлой ночью, но на этот раз хотел погасить и те две, что оставались гореть прошлой ночью. Он повернулся к ней:
— Оставить их или ты предпочитаешь темноту?
Может быть, он сам хотел этого? Полной темноты? Она неуверенно кивнула, и он погасил последние. Наступила темнота, остался лишь запах горячего воска.
Она лежала с широко открытыми глазами и ждала. Он лег и сразу повернулся к ней, и тогда она поняла, что его намерения прежние и она прощена. Наверное, предпочел темноту, чтобы она не видела, что он еще зол.
Но руки уже ласково скользили по ее телу, и его поцелуй был полон нежности. Впрочем, трудно представить, что он может быть груб с ней. Она попыталась возродить в себе прежнее желание и обнаружила, что, хотя все обещает произойти, как и в первую ночь, она не испытывает ничего похожего. Никакого трепета, никакого наслаждения, когда он начал ласкать ее грудь и гладить бедра.
Может быть, из-за темноты? Но сильное мускулистое тело было таким же, и тот же запах, и она больше не испытывала страха перед тем, что должно случаться. Его ласки были искусны, как и тогда. Но что-то пропало, пропало волшебство, безумие и восторг до определенного момента, владевшие ею в прошлую ночь. Хотя тогда она испытывала стыд, неловкость и боль.
Она заставила себя расслабиться, попыталась вспомнить, как вела себя прошлой ночью, потом обняла и прижала его к себе, но ее тело оставалось холодным, как и ее мозг. Она повиновалась — пассивно и послушно.
Видимо, он что-то почувствовал, потому что поднял голову и вопросительно прошептал:
— София?
— Каллум… — прошептала она в ответ. И все повторилось с той разницей, что, когда он ею овладел, чувство пустоты и одиночества усилилось.
Неужели это длилось так долго и вчера? Он как будто ждал от нее чего-то. Она начала двигаться, поддерживая ритм, но не могла подавить вздох облегчения, когда все было кончено.
Его сердце гулко колотилось возле ее груди, она чувствовала его дыхание на своей щеке.
— Тебе тоже было хорошо?
— Да, да, конечно. — Она попыталась придать пылкость своему шепоту. — Просто немного расстроилась после… нашего обсуждения.
— Я помогу тебе расслабиться. — Его рука скользнула вниз, она почувствовала его прикосновение и, вздрогнув, ничего не испытывая, кроме стыда, невольно сдвинула ноги, и ему пришлось убрать руку.
— Тогда спи. — Он встал и осторожно накрыл ее простыней. Она слышала, как он двигается в темноте, собирая вещи.
— Спокойной ночи, Каллум.
Потом открылась дверь, она увидела его силуэт.
— Спокойной ночи, — сказал он. Дверь закрылась, и она осталась одна. Растерянная, недовольная собой и очень расстроенная.
Она хотела провести следующий день дома, спокойно заняться любимым рисованием, но вместо этого в два часа дня обнаружила, что сидит в наемном экипаже с новыми визитками в сумочке и рядом Чиверс в лучшем своем наряде.
— Я забыла тебе сказать, что ко мне вчера приезжали с визитами дамы, но меня не было дома, — сообщила она Каллуму за завтраком. — Оставили пять визиток, но я никого из них не знаю. — И она протянула мужу визитные карточки.
— «Миссис Соммерсон, леди Арчибольд, леди Рэндольф, миссис Хиксон и вдова графиня Милверли», — прочитал он. — Впечатляет как все общество в целом, так и каждая дама по отдельности. Тебе надо как можно скорее нанести им визиты, — он указал на загнутые уголки карточек, — и дать знать, по каким дням ты бываешь утром дома. Соммерсон, Арчибольд, Рэндольф — мужья, директора нашей компании, миссис Хиксон — моя дальняя кузина, леди Милверли — подруга моей матери. В офисе мне тоже надо оповестить, по каким дням мы станем принимать. Наши многочисленные родственники напишут своим лондонским знакомым, что теперь мы живем здесь, так что надо ждать гостей.
— Ты не поедешь со мной сегодня? — В голосе Софии прозвучали жалобные нотки, и ей стало стыдно своей трусости. — Я не ожидала, что в это время года нам станут наносить визиты. Что они все делают в городе?
— Не все уезжают из Лондона на лето. И многие из тех, кто уезжал, уже вернулись. Мы скоро тоже
