снова перед ним предстала жуткая картина: огромные волны бушующего моря, темнота, скрип шпангоутов и крики тонущих…
— Разумеется. — Он смотрел на нее невидящим взглядом. — А как, по-твоему, я мог еще поступить?
Она протянула руку и погладила его по щеке, теплые пальцы будто обожгли кожу, ставшую вдруг ледяной.
— Тебе надо согреться, иначе ты заболеешь.
Недели спустя, когда ледяной холод внутри начал растапливаться, он вспоминал ее прикосновение и желание утешить его, заботу о нем, хотя она и сама нуждалась в тот момент в утешении и сочувствии.
Постепенно воспоминания о той страшной ночи блекли, он заново учился жить, смирившись с потерей.
Кэл понимал, в каком тяжелом положении оказалась София после смерти жениха. Он настойчиво просил Дана, когда сам приводил в порядок свои бумаги, сделать то же самое и переделать завещание, упомянув там невесту, но тот отмахнулся — у него еще будет для этого время. Впрочем, он обещал брату, что займется этим. И добавил, что не собирается умирать, к чему тогда спешить с завещанием? Он избежал тех тропических болезней, которые поджидают европейцев в Индии, не был укушен, ужален, съеден дикими животными — так о чем Кэл так волнуется? В крайнем случае, если с ним что-то случится, брат позаботится о Софии, он уверен в этом.
— Разумеется, я о ней позабочусь, — говорил Кэл. — Как о своей собственной сестре или невесте, клянусь. И все-таки…
Но Дан так и не навел порядок в делах, не притронулся к завещанию и впоследствии. Да и он, вернувшись один, к сожалению, ничем не помог Софии. Он был слишком погружен в собственное горе, рядом с ним образовалась черная дыра — место, которое занимал погибший брат. Но когда он пришел в себя, совесть напомнила о Софии.
Кэл вглядывался в молодую женщину, стоявшую перед ним в своем стареньком застиранном платьице и смотревшую на него настороженно темно-голубыми глазами. Она выросла, превратилась в женщину, но все еще оставалась тоненькой и бледной.
— Когда я впервые почувствовал, что снова живу, то заглянул в будущее и решил, мне надо жениться. Мне скоро двадцать восемь. Я не могу в одиночку вести дом, включая приемы, визиты, и уделять время карьере. И жена… Это вполне логично.
Хотя он и знал, что с женой будет скучновато после тех месяцев бесконечной череды женщин, которыми пытался согреть свою постель, скоротать бессонные длинные ночи, когда он боялся уснуть, чтобы не погрузиться в кошмар.
— Я все понимаю. — В ее глазах мелькнул лукавый огонек. — Но почему я? Ты — брат графа, ты живешь в Лондоне, там полно молодых леди, которые хотят замуж, ты для них выгодный жених, так что выбор у тебя огромный. И прости за прямоту, но они моложе, и у них впереди больше лет, когда они будут способны подарить тебе наследников. Ведь ты думаешь о наследниках, не правда ли?
Ему нравились ее откровенность и прямота, и он ответил ей так же честно:
— Я не хочу всех этих прелюдий, ухаживаний, долгих обручений, а мы могли бы обойтись без этого.
Она немного покраснела, ее губы искривились в легкой усмешке. Слава богу, она обладала чувством юмора.
— И все же я повторяю вопрос, — настаивала София, снова став серьезной и сдвинув задумчиво брови. — Почему ты хочешь жениться именно на мне? Сезон, правда, закончился, но я уверена, что ты найдешь жену в Лондоне, если захочешь.
— Во-первых, ты мне подходишь. И во-вторых, это мой долг перед братом, — признался он. — Даниэль хотел бы этого. Я обещал ему исполнить его волю, но потом ушел в свои переживания и забыл об обещании.
А ведь Даниэль любил эту женщину, хотя относился к ней легкомысленно.
— Что? — возмутилась она, прервав его мысли. — Ну уж нет! Произошел несчастный случай, трагедия, и никто мне ничего не должен. И я не жду ни от кого помощи и уж тем более чтобы ты на мне женился, Каллум Чаттертон! Ты никогда не интересовался мной, ни в детстве, ни в юности.
Она вскочила, щеки ее пылали, в глазах сверкало негодование. Он не двигался с места и не делал попыток успокоить ее. Кэл понимал, что ее гордость уязвлена, и еще он заметил, что в своем возмущении она очень похорошела. Пожалуй, он был слишком прямолинеен и нечаянно оскорбил ее.
— Но я честен с тобой и предлагаю тебе, скажем так, брак по расчету.
— Очень благородно с твоей стороны.
Его восхищало ее самообладание, ее сдержанность. У нее было чувство достоинства и храбрость. И вдруг он заметил, что гнев в ее глазах сменился неуверенностью.
— Давай уточним. Ты имеешь в виду, что в брак не входит постель?
— Ну почему же, разумеется, я хочу разделить с тобой постель и заниматься с тобой любовью, София.
Ее голубые глаза расширились. Она настолько целомудренна? Это только подхлестнуло его интерес. До сих пор он имел дело с искушенными женщинами, и невинная жена принесет разнообразие и оживит чувства.
Она взяла себя в руки:
— Прости, но я не считаю для себя возможным принять столь лестное предложение.
— А я-то думал, что у тебя больше здравого смысла и ты не ждешь от меня романтической чепухи, — сухо заметил он. — Говорить тебе о чувствах, которых я не испытываю, было бы лицемерием, я не жду подобных изъявлений и от тебя. Так что давай будем честны до конца. Ты ведь не давала обета целомудрия? — Она нахмурилась. — Тогда за кого ты собираешься выходить замуж? За местного сквайра? Кюре? Вместо такой жалкой участи ты можешь стать невесткой графа и жить обеспеченной жизнью, которую я могу тебе предложить.
— Давай пока оставим в покое ту выгоду, которую я могу извлечь из брака с тобой. — Она отвернулась, глядя на запущенный сад. — Тебе всего двадцать семь. Зачем тебе невеста без состояния, связей, старая дева? Чтобы успокоить свою совесть? Подумай, любая с готовностью согреет твою постель.
Он стал очень серьезным.
— В твоем лице я обрету жену с элегантными манерами, умную, обладающую храбрым сердцем и большим самообладанием, — сказал Кэл. Он видел только ее щеку, которая стала пунцовой, как пион, и понимал, что преувеличил. Тем более что сейчас она была далеко не элегантна в своем старом платье. — И я буду удовлетворен и спокоен, что поступил так, как хотел бы от меня брат. — Он помолчал. Что ж, она заслуживает полной откровенности. — Я не ищу в браке любви. И не льщу себя надеждой, что способен на такие чувства вообще. После того кораблекрушения какая-то часть меня умерла вместе с Даном. Ты меня знаешь с детства и понимаешь: потеряв брата, я лишился частицы себя. Я не смогу полностью отдаться чувству и полюбить — ни женщину, ни даже своего старшего брата.
Она подошла к двери и остановилась, ухватившись рукой за косяк, как будто боялась упасть. Но молчала.
— С тобой, — продолжал он, — учитывая твою зрелость и нашу общую потерю, я могу надеяться, что брак будет приемлем. Не уверен, что это будет так, женись я на девушке, которая грезит о первой любви и нежных чувствах.
Она не отвечала.
Сколько еще он собирается ее мучить, напоминая вновь и вновь о ее потерянных мечтах и упущенных годах, вертелось у нее в голове.
А Кэл вспоминал, как десять лет назад она дала слово ждать Дана. И она ждала. Была верна клятве, которую дала в тот далекий день в 1799-м, когда он предпринял неуклюжую попытку отговорить ее не обручаться с Даном, не делать ошибки. Что ж, его опасения были не напрасны и подтверждены прошедшими годами.
Дану давно следовало вернуться и жениться на Софии, если уж он не хотел рисковать ее здоровьем,
