Комната была пуста. «Должно быть, это и есть кабинет мадемуазель Даниэль», — решил Фандор. Он выждал пару минут, кашлянул, пошаркал подошвами башмаков по натертому паркету в надежде, что присутствие его будет замечено, но никто так и не появился.
— Сколько же можно ждать! — не выдержал журналист. Элен была совсем рядом, ему не терпелось увидеть ее, побыть с ней наедине.
Фандор пожал плечами.
— Ну и недотепа я! — бросил он. — К чему мне ждать? Палату 14 отыскать нетрудно.
Он вышел из кабинета и бегом поднялся по лестнице.
Пройдя по коридору второго этажа, он заметил, что номера палат заканчивались номером 12.
— Поднимусь выше, — заторопился Фандор.
Так он и сделал.
Очутившись на площадке третьего этажа, Фандор почувствовал, как отчаянно забилось его сердце. Прямо перед ним была дверь с номером 14.
— Элен там, за этой дверью, — прошептал Фандор, — нас разделяет тонкая перегородка, еще секунда — и я… я увижу ее, я опущусь на колени у ее кровати, я поднесу к губам ее руки… о!.. Элен!.. Элен!..
Задыхаясь от волнения, Фандор тронул дверную ручку, но в последний момент заколебался. Можно ли ворваться в палату, не постучав, не доложив о себе?
С трудом уняв лихорадочное возбуждение, Фандор тихонько постучал в дверь.
Прошло несколько секунд — ответа не последовало.
Фандор постучал еще раз — и снова в ответ ни звука.
На этот раз журналист не выдержал и вошел.
Разочарованию Фандора не было границ.
В нерешительности замер он на пороге; в палате царил такой беспорядок, что вряд ли там могла находиться больная — смятая постель, подушки брошены на пол. Фандор ощутил резкий, неприятный запах.
— Хлороформ, — сразу узнал он.
Не раздумывая, кинулся он прочь из палаты. «Что случилось? — терялся в догадках Фандор. — Уж не ошибся ли я палатой? Куда подевалась Элен? Может, ее оперируют? Господи! Что происходит?»
Фандор страшился очередной драмы.
Он опасался, что весь свой гнев Фантомас может обрушить на беззащитную Элен; к тому же журналист не доверял более Полю Дро, которого Жюв решил арестовать немедленно; не пройдет и часа, как на хирурга наденут наручники, отвезут его в тюрьму — Поль Дро оказался отъявленным мошенником, сподручным Фантомаса, подозревали, что он сыграл не последнюю роль в убийстве Себастьяна Перрона и Амели Тавернье.
Не зная, что предпринять, журналист в нерешительности стоял на лестничной площадке; неожиданно появился камердинер.
В изумлении уставился он на Фандора. Журналист решил порасспросить его. Стараясь казаться спокойным, он поинтересовался:
— Не могли бы вы сказать мне, где сейчас больная из палаты 14?
— Признаться, сударь, — отвечал камердинер, — я не очень-то слежу за тем, что происходит в лечебнице, но, сдается мне, эта больная сейчас в операционной. Минут пятнадцать назад профессор дал ей наркоз, а теперь, наверно, приступил к операции.
Упомянув об операции, камердинер махнул рукой в сторону верхнего этажа.
Фандор хотел было ринуться туда, но слуга загородил ему дорогу.
— Как можно, сударь!.. Когда профессор оперирует, в операционную входить нельзя. Прошу вас — обождите внизу или в кабинете доктора.
— Я родственник оперируемой, — не моргнув глазом заявил Фандор.
— Ну и что с того, — невозмутимо отвечал камердинер, — господин профессор никому не разрешает входить в операционную. Это вполне естественно.
Фандор продолжал настаивать:
— Найдите Даниэль, я попрошу у нее разрешения.
— Мадемуазель Даниэль ассистирует профессору, — возразил камердинер, — она да еще старая Фелисите. Похоже, господин профессор поджидал кого-то из коллег, но никто не явился. Сами можете убедиться: в соседней палате я приготовил халат и маску для этого доктора, там они и лежат не тронутые.
Фандор сразу успокоился.
— Так и быть, дружище, я обожду внизу.
Между тем журналист не стал спускаться на первый этаж, он задержался на втором, прислушался, убедился, что камердинер ушел. Крайне встревоженный, Фандор снова поднялся на третий этаж. «Я докопаюсь, в чем дело, — подумал он, — этот глупец весьма кстати предупредил меня, что ждут еще одного доктора. Я хочу знать, что с Элен, какую операцию проводит Поль Дро, ведь ни о какой операции и речи не было, даже Жюву хирург ни о чем не обмолвился».
Узнав, что профессор Дро поджидает ассистента, Фандор страшно перепугался. «Если Поль Дро — сообщник Фантомаса, — рассуждал он, — а в этом, увы, сомневаться не приходится — не его ли хочет выдать он за своего ассистента, не потому ли не допускает никого в операционную; оставшись наедине с Фантомасом, профессор будет выполнять его указания, захочет Фантомас — и Элен умрет под скальпелем или хлороформом… Я не позволю осуществиться коварным планам», — прошептал Фандор.
На цыпочках прокрался он в крохотную палату, где, как сказал камердинер, было приготовлено все необходимое для ассистента профессора.
— Мадемуазель Даниэль!
— Да, господин профессор!
— Обе больные уснули?
— Можете сами удостовериться, господин профессор.
Даниэль сидела на табурете рядом с операционным столом.
Она шепотом отвечала на вопросы профессора; одной рукой Даниэль поддерживала голову мертвенно-бледной, погруженной в сон пациентки, а другой, с помощью специальной маски, давала ей вдыхать смесь кислорода и хлороформа.
Сцена происходила в огромном помещении с застекленной крышей, сквозь которую падал резкий прямой свет.
Углы операционной были закруглены, пол и стены облицованы блестящей фаянсовой плиткой, оборудование — самое современное; здесь были все последние новинки, от автоматических установок для мытья рук до резервуаров с проточной дистиллированной водой, предназначенных для бесперебойного мытья инструментов.
В центре возвышался операционный стол, но вот что странно — этот стол не был единственным, как не единственной была и пациентка.
На втором операционном столе тоже лежала уснувшая больная, и этой второй женщине старая медсестра Фелисите тоже давала хлороформ.
Профессор Поль Дро, весь в белом, готовился начать операцию.
На руках у него были тонкие резиновые перчатки, на лице — маска из марли. Маска почти полностью закрывала лицо и оставляла открытыми лишь глаза, горевшие темным, ожесточенным блеском.
Профессор расхаживал по операционной.
Время от времени он тяжело вздыхал, касался ланцетом руки одной из пациенток, затем в раздумьи отступал назад.
— Эта операция, — обратился он к Даниэль, — самая смелая из всех, что я делал. Если она удастся, Даниэль, это станет главным событием века в хирургии. Переливание человеческой крови!
