а Яковлев не знал, о чем с ним говорить. Пауза затягивалась и становилась неловкой. Оба это понимали, и Голощекин первым нарушил молчание.
— Ты когда-нибудь был в Екатеринбурге? — спросил он.
— Не довелось, — ответил Яковлев. — Все было как-то не по пути.
— Я приготовил тебе экскурсию. Мотор стоит у вокзала.
Голощекин показал рукой на вокзальные ворота, около которых виднелся черный легковой автомобиль. Яковлев с минуту раздумывал, стоит ли ему ехать, потом сказал, усмехнувшись:
— Хорошая идея. После унылого однообразия вагона смена впечатлений даже полезна.
Экскурсия по Екатеринбургу оказалась очень короткой. Проехав по нескольким улицам и набережной Исетского пруда, автомобиль остановился у гостиницы, которую в городе почему-то называли американской. Яковлев с нескрываемым удивлением посмотрел на Голощекина, ожидая подготовленный заранее сюрприз.
— Мы тут приготовили для тебя обед, — сказал Шая, распахивая дверцу автомобиля. — Столичных гостей надо принимать с подобающими почестями. Заодно хочу познакомить тебя с нашими товарищами.
Яковлев молча пожал плечами и вслед за Голощекиным вышел из машины. Тот повел его на второй этаж, в комнату номер десять, в которой уже находилось несколько человек. Комната была просторной и светлой, посреди нее стоял большой стол, застеленный бело-голубой клетчатой скатертью. Яковлев оглядел сначала комнату, потом перевел взгляд на екатеринбуржцев. Одного из них — Белобородова он знал. Тот приезжал однажды в Уфу и жаловался на отца, имевшего не то магазин, не то лавку и отказывавшегося ему помогать. Поэтому и запомнил его Яковлев. Оказалось, что Белобородое является председателем Уральского совдепа. Кроме него в комнате находились Юровский, Сафаров, Войков и чем-то похожий на лису остролицый Авдеев. Все — комиссары Уральского совдепа.
Сели за стол. В комнату тут же вошли две официантки, принесли обед. На первое был выглядевший аппетитно уральский борщ. Глядя на него, Яковлев почувствовал легкий голод. Все ожидали, когда он, как представитель Москвы, начнет разговор, но Яковлев молча взял ложку и начал есть. Голощекин, выждав небольшую паузу, тоже принялся за еду, но, отхлебнув ложку борща, сказал:
— Три дня назад со мной по телеграфу связывался Свердлов, предупредил о твоей миссии и распорядился встретить тебя.
— Спасибо, — сказал Яковлев, продолжая есть. — Яков Михайлович очень заботливый человек.
— Я вижу, что ты недооцениваешь ситуацию, — задетый внешним безразличием Яковлева, заметил Голощекин. — В Тобольске она очень сложная. Там находятся наши люди, но, как я узнал, из Омска в Тобольск собираются послать свой отряд. Они хотят перевезти царскую семью к себе. Кроме того, совершенно непонятную политику ведет Кобылинский. Он по-прежнему считает себя ответственным за судьбу семьи, но ответственным перед кем? Временного правительства, которое послало его туда, давно нет, нам он не подчиняется. Не исключено, что он попытается со своим отрядом вывезти семью из Тобольска и переправить за границу.
— А почему, собственно, вас так интересует семья? — Яковлев оторвал глаза от тарелки и в упор посмотрел на Голощекина. — Это дело Москвы, она им и занимается.
— Как почему? — удивился Голощекин. — Семья находится на территории Уральского совета. Мы несем ответственность за все, что происходит в его границах. Кроме того, Свердлов поручил нам быть с тобой в постоянном контакте и оказывать повседневную оперативную помощь.
— Когда поручил? — как можно спокойнее спросил Яковлев и отодвинул тарелку.
— В день твоего отъезда из Москвы. Вчера он снова подтвердил свое поручение.
Яковлев понял, что о миссии, которую он считал строго секретной, знает весь Урал. «Зачем это Свердлову? — недоумевал он. — Для чего он подключает Уральский совет и всю уральскую ЧК? И почему не ставит в известность меня? Не говоря уже о том, почему не предупредил об этом меня еще в Москве?» Ответа на эти вопросы он не находил.
— Мы решили послать вместе с тобой в Тобольск Авдеева, — сказал Голощекин и кивнул в сторону сидевшего с края стола остролицего чекиста. — Он будет нашим представителем.
— Мне достаточно своих людей, — заметил Яковлев. — Тем более, что в Тобольске уже находятся ваши представители.
Ему не хотелось иметь рядом с собой соглядатаев, но он уже понял, что с момента прибытия в Екатеринбург вся операция будет развиваться не так, как он ее задумал.
— Авдеев едет по нашему поручению и по согласованию со Свердловым, — сухо заметил Голощекин. Поведение Яковлева все больше начинало раздражать его. Это не ускользнуло от внимания наблюдательного Яковлева.
— Скажи, Шая, — спросил Яковлев, намеренно переводя разговор на другую тему: — Много раз тебе приходилось бывать в таких переплетах, как тогда в Уфе?
— Много, — ответил Голощекин. — И в ссылке довелось побывать, и за границей тоже.
— Про заграницу я знаю, — сказал Яковлев. — А вот про то, как приходилось здесь, слухов доходило мало. За границу сообщали только о самом важном.
— После февраля мы со Свердловым организовывали в Екатеринбурге Совет рабочих и солдатских депутатов, — сказал Шая. — Потом он уехал в Петроград, а я остался здесь. — Голощекин на несколько мгновений замолчал и добавил: — В нашем Совете все люди надежные. У меня нет никаких сомнений в том, что в Екатеринбурге мы раздавим любую контрреволюцию. Она не сможет здесь поднять голову.
— Спасибо за обед, — Яковлев поднялся из-за стола. — Было приятно повидать старых друзей и познакомиться с теми, кого не знал.
Остальные тоже встали. Авдеев подошел к Яковлеву и остановился около него. Яковлев понял, что с этой минуты он будет следовать за ним как тень. Свердлов об этом распорядился или Голощекин, теперь уже не имело значения. Это приходилось принимать как неизбежность.
Уральские чекисты проводили Яковлева до вагона и еще долго стояли на перроне, глядя вслед удаляющемуся поезду. Они так и не поняли, что из себя представляет чрезвычайный комиссар. Слишком уж скрытным и недоступным показался он им. И Голощекин подумал, что у него с Яковлевым могут еще возникнуть непредвиденные проблемы.
Остановка в Екатеринбурге произвела неприятное впечатление и на Яковлева. Он вдруг понял, что за его спиной началась серьезная игра. Не приходилось сомневаться в том, что ее затеял Свердлов. Но какую цель преследовала эта игра, он не знал. Это настораживало и заставляло продумывать каждый шаг. Яковлев даже повеселел, предчувствуя неминуемые острые ощущения. Словно ему предстояло опять брать банк или почтовый поезд.
Едва поезд тронулся от екатеринбургского вокзала, в купе к Яковлеву явился Авдеев. Остановившись у двери, он начал глазами обшаривать полки, пытаясь найти место, где мог бы устроиться. Яковлев вызвал к себе своего помощника Глушкова, отвечавшего за размещение команды в поезде, и сказал, глядя на Авдеева:
— Николай Михайлович, найдите, пожалуйста, место для этого товарища. Он едет с нами до Тобольска.
Авдеев с недоумением посмотрел на Яковлева, но Глушков взял его за локоть и повел с собой. Яковлев закрыл дверь купе и до самой Тюмени не выходил из него. В Тюмени его встречал старый друг по многим нападениям на почтовые поезда и банки Петр Гузаков. С ним было около полусотни таких же, как он, проверенных боевиков, а, проще говоря, отчаянных головорезов. Они молча обнялись и Яковлев понял, что он выполнил все поручения, отданные ему еще из Москвы. Недалеко от вокзала стояло несколько тарантасов, запряженных лошадьми. Гузаков провел Яковлева к одному из них, они сели и вся кавалькада направилась в Тобольск. Куда сел Авдеев, Яковлев не посмотрел. Он отдал его на попечение Глушкова.
— Деревни все проверил? — спросил Яковлев, когда, миновав городские дома, тарантас выехал на гулкий деревянный мост через Туру. Лед на реке стоял еще прочный, и это успокоило его.
— До самого Тобольска, — ответил Гузаков. — Особенно Покровку и Иевлево. В каждой деревне оставил своих людей. Насчет лошадей и повозок договорено.
— Ночевать будем в Иевлево? — Яковлев поежился и плотнее натянул на колени полу своего короткого пальто. После теплого вагона ехать в открытом тарантасе показалось холодно.
