Было — не было
Был февраль, шестое число. Практикантка Соня Сливкина сидела на уроке математики. Притихшие дети писали самостоятельную работу. Соня, которой нечем было заняться, мерзла и разглядывала затылки шестого «В». За первой партой — толстенькая девочка в очках, отличница, зовут ее Лиза. Волосы у нее красивые, густые. Рядом с ней беленький мальчик Саша Мартемьянов, тоже в очках. Тоже, может, отличник, сидит, старается, к соседке в тетрадь почти не подглядывает. Хотя второе такое «шило» в природе нечасто встретишь. Соня стала придумывать, как бы сделать что-нибудь с Мартемьяновым, чтобы он сидел и учился. Придумывалось не очень. Ладно, решила она, сориентируюсь на месте. Со вторника у нее начиналась активная практика, ей нужно было отвести двадцать часов русского языка, а в шестом классе «В» учились живые, любознательные дети, которым сложно было прозаниматься спокойно все сорок минут урока. Математичка Ирина Викторовна с ними справлялась не раз. Вошла, поздоровалась, и класс работает, так что мозги дымятся! Соня записывала в блокнот кого как зовут, надеясь со временем все запомнить. Клевая тетка математичка. А вот про биологичку такого не скажешь — биологичка клуша, квохчет и смотрит, кого бы клюнуть. Но зато все дети ее боятся и тоже сидят на уроке тихо. Соня поежилась и посмотрела на свои руки. Красные. Холодно.
По расписанию сегодня были еще география, история и русский язык у кураторши по имени Татьяна Васильевна.
Географию вела кудрявая мышь. Ее никто не слушал. Даже отличница Лиза с первой парты чертила что-то на листике. Соне казалось, что то же самое можно рассказать в двести раз интересней и в четыре раза короче. Она так намаялась, что на большой перемене, сидя в столовой, решила на историю не ходить.
Практикующих филологинь в тридцать девятой школе было четверо: Соня, Марина Робертовна, толстая Ленка Валевич и худенькая Юля Воронина — Крепыш Бухенвальда. Они сидели и завтракали. Ленка спросила:
— Ну, барышни, как идет первый день?
— Столовка у них дешевая, — сказала Воронина своим мрачным голосом. — Только ездить сюда далеко.
— Из универа не завернешь, — с готовностью поддержала Ленка. — А вы что скажете, Марина Робертовна?
— У меня было два урока по специальности, русский и литература, — ответила Робертовна. — У Ковалевской. Она курирует.
— А зовут ее как? Татьяна Васильевна? — включилась Соня.
— Нет, по-другому, — сказала Робертовна. — Анна Владимировна. Или Михайловна. Не помню.
— Значит, у нас другой куратор.
— Да, у вас с Юлькой другой. Девки, мне у нее понравилось. Представляете, она русский дает по Панову. И на литературе тоже так интересно, живенько, дети разговаривают, не боятся.
— А у меня молчали и сидели по стойке «смирно», — сказала Юля. — Записывали под диктовку, что такое настоящая дружба. У Татьяны Васильевны. Пригнитесь, сверху.
Соня и Ленка пригнулись. Над их головами был пронесен поднос с едой и сказано слово «извините». Соня выпрямилась и увидела, как учитель с подносом, рыжий и неуклюжий, подсаживается к мужчине в седых усах, который утром консультировал в учительской студентов-математиков из педа.
— Разрешите, Борис Натанович? — вежливо спросил рыжий.
— Разумеется, Михаил Матвеевич, — вежливо ответил математик.
Их столик стоял у окна.
И тут Соне показалось, что рыжий в тающем зимнем свете похож на ангела: тяжелый лоб, мягкие волосы, глаза прозрачной синевы и что-то в лице такое… Такое… Она сидела и пялилась на рыжего, позабыв про еду и соседок, пока Ленка не объявила:
— Глотаем, быстро, звонок через три минуты!
Соня с Ленкой жили в одной комнате в общежитии. Правда, в последние пару ночей Соня жила на пятом этаже у историков, потому что к Ленке приехал ее одноклассник Толя и оказалось, что он любовь всей ее жизни.
— Тебе в какой кабинет? — спросила Ленка, размашисто шагая по коридору. Мимо них бежало огромное количество детей. Казалось, что бегут они сразу во все стороны.
— В двадцатый. Да я, наверное, не пойду…
— Что? — возмутилась Ленка. — Первый день в школе! А ты уроки прогуливаешь?!
— Да я это… — промямлила Соня, наблюдая, как в двадцатый кабинет загружается шестой «В». — Скучно. И спать охота.
— Спишь неизвестно где, вот тебе и охота, — сказала Ленка. — Давай приходи домой. Я так уже не могу. Я, конечно, Толяна люблю. Но совесть меня доела. Скоро сама спать перестану.
Соня увидела, как туда же, в двадцатый, входит боком рыжий Михаил Матвеевич с классным журналом под локтем, передумала уходить, сказала:
— Посмотрим, — и прошмыгнула за рыжим в полуприкрытую дверь.
Историк пропустил ее и хмуро осведомился:
— Вы кто?
— Прохожу практику в шестом «В». Разрешите присутствовать на уроке?
— Практику по истории? — уточнил учитель. В школе толклись огромные толпы студентов, математиков, иностранцев, биологов, астрофизиков, и все они проходили практику. Даже у школьного психолога появился хвост из девицы с блокнотом.
— Нет, — сказала Соня и улыбнулась. — По филологии.
— А, — буркнул он. — Ну, проходите.
Каллаган повернулся, пошел к своему столу, услышал, как она пробирается к последней парте, стараясь не стучать каблуками, и подумал: «На каблуках — значит, если снять туфли, будет немножко ниже». Инна Витальевна, которая работала в тридцать девятой психологом, на Новый год, после того, как они здорово набрались, сказала, что он боится всех женщин, которые ему нравятся, и поэтому шуры-муры (она выразилась — отношения) с ними не заводит, а сам перед собой оправдывается тем, что они якобы выше ростом. По Фрейду, мужчины боятся любви, потому что любовь — это близость, а близость делает их уязвимыми. В одиночестве безопаснее. Он спросил, а про женщин Фрейд, интересно, что-нибудь пишет? Психологичка захохотала и отвечать отказалась, из чего можно было понять, что пишет, конечно. Он сказал:
— Здравствуйте, двоечники, — сел и открыл журнал.
Тема урока была средневековая. Про Францию, Карла какого-то, его войны, политику, сложные отношения с римским папой, про его науки и его искусства. Спрашивал рыжий своеобразно.
— Казакова! Вставай, рассказывай, с кем он там воевал… А из-за чего? какие у него были интересы?.. Ну, на фиг ему сдалась эта Швабия, идти ее завоевывать?.. Правильно! Серебряные рудники его интересовали и разработки горных минералов, то есть в переводе на человеческий, что они там добывали, в этих горах, кстати, горы как назывались? Не знаешь? Правильно. Важин, Пиренеи. Вставай, раз влез в разговор, и давай дальше. Что они там добывали? А ты, Казакова, садись, тебе пока тройка. Имеешь возможность исправить. Тридцать минут до конца урока. Ну, Важин. Ну да, рубины и изумруды. А кстати, кто это — они, которые добывали? Ну, кого этот Карл завоевывал? Ко-гоо? Садись, Важин, двойка тебе. Следующий… Сами или по списку?
Когда дошли до римского папы, Мартемьянов нагло спросил:
— А римской мамы у них там не было?
Историк остановился у его парты и сказал:
— Нет. Мамы не было. Папе нельзя было ни на ком жениться. Католичество — дело такое.
Соня увидела, как он улыбнулся, глядя сверху на мартемьяновскую макушку, и поняла, почему дети его не боятся, хотя двойки он раздает направо и налево.