человечков с искалеченными судьбами, что думать о себе некогда, нужно врачевать их израненные души. Многие судьбы прошли у меня перед глазами. Там я наблюдала отношения Прохора и Катерины, пыталась вмешиваться, но юные не терпят наставлений и советов, им кажется, что они все знают. Вот и их дружба привела к печальным последствиям. Уж больно разными они были людьми. Катя была дочерью уголовников, а родители Прохора – «политическими». Возможно, они наследовали разные черты характера, хоть и выросли в одинаковых условиях.
Но больше всех жаль Володеньку, ведь он был сиротой во втором поколении, при живых родителях. Когда Катерина не знала, куда его деть, я упросила ее оставить мальчика у нас в интернате, хотя таких малюток туда не брали, для них существуют детские дома. Я договорилась с директором, сказала, что сама буду воспитывать его. К тому времени я была на пенсии, но продолжала жить в интернате, там у меня была своя комната. И вот я, уже не молодая женщина, стала молодой мамашей, ведь Володя практически остался у меня на попечении. Я не знаю, как бы я любила родного ребенка, но мне кажется, что сильнее, чем Володю, я вряд ли могла полюбить. Я была счастлива, что хоть под старость у меня появился сын, пусть и не мною рожденный. Только он все не мог смириться с тем, что я не его мать, хотя относился ко мне хорошо. Пока он оставался в неведении, мы были настоящей семьей. Но везде существуют «доброжелатели», вот наши интернатовские и открыли Володе глаза на то, что я ему не родная. С тех пор все изменилось, моего мальчика будто подменили. Он по-прежнему был со мной ласков, но уже тех близких, доверительных отношений не стало. У него появилась печаль в глазах, как у бедного брошенного животного.
Володя любил меня по-своему, доверял свои тайны, но все равно очень страдал без родителей. Мне было больно смотреть на то, как он тоскует. Думаю, он многое бы отдал, чтобы увидеть настоящую мать. Отца же он просто боготворил. Ради него хорошо учился, поступил в институт, как будто хотел доказать, что он хороший мальчик и достоен его любви. Прохор отвечал ему взаимностью, он ценил и мою заботу о нем, поэтому к старости у меня появился этот дом и семья. Только вот Володенька к тому времени очень сильно изменился, поэтому жизнь здесь не доставляет мне радости.
– А у вас есть предположения, почему он изменился, что произошло, возможно, он вам что-то говорил? – спросила я.
– Я много думала об этом, но ничего не знаю. С возрастом Володя перестал делиться со мной своими тайнами, наверное, у него появились другие доверенные люди. Может быть, у него была неразделенная любовь, которая разбила ему сердце. Не могу сказать точно, это только мои предположения, но вел он себя как будто в ожидании конца.
Вошла горничная и принесла чай для Дарьи Андреевны, а для меня кофе, апельсиновый сок, маленькие тостики с сыром и салат из овощей. Пока я все это вкушала, старушка о чем-то задумалась. Потом, как будто приняв решение, сказала:
– Милая, я хочу открыть вам одну тайну, может быть, это поможет вам в расследовании. Только поклянитесь, что без необходимости не расскажете об этом никому, особенно Прохору Степановичу.
– Уверяю вас, что сохраню вашу тайну.
– Это не моя тайна, она касается прошлого и главным образом Катерины. Она ведь не исчезла бесследно. Я всегда знала, где она живет и как сложилась ее дальнейшая жизнь.
– И вы так долго молчали?
– Да. Я считала, что не вправе говорить, она меня очень об этом просила.
– Выходит, она сознательно бросила своего ребенка?
– Выходит, что так. Но не забывайте, она была очень молодой и всегда очень легкомысленной. Единственное, на что у нее хватило ума, это завербоваться на БАМ, иначе бы она действительно плохо кончила. Так вот, спустя год после отъезда она приехала и рассказала, что снова ждет ребенка. На стройке она познакомилась с каким-то начальником старше ее на шестнадцать лет, но, похоже, они действительно полюбили друг друга. Не знаю как он, она же выглядела по-настоящему влюбленной, уж я-то помню себя в таком состоянии. И в отличие от Володи, ребенок, которого она тогда носила, был желанным. Тимур, так звали ее возлюбленного, собирался жениться на ней. По национальности он был казах, воспитания строгого, патриархального. И Катерина даже представить не могла, как бы он отнесся к ее незаконнорожденному ребенку. Хотя я считала, раз уж он полюбил ее, то должен был принять и ее ребенка, и ее саму такой, какой она была. Но она даже слышать ничего не хотела, просила у меня и у Володечки прощения, оставила денег и уехала, взяв с меня клятву молчать. Через несколько лет она появилась, сообщила, что у нее родился мальчик, что ее муж – директор строительного треста, что живут они хорошо и счастливо. О Володе почти не вспоминала, думаю, сознательно вычеркнула воспоминания о прежней жизни. Другого сына она обожала, постоянно рассказывала, какой он умный, какой красивый, какой ласковый. Выглядела очень хорошо, сразу было видно, что это жена начальника. Вся в золоте, одета модно, хорошая прическа. Но наверное, иногда совесть мучила ее, поэтому и примчалась – откупиться. Оставила крупную сумму денег и уехала окончательно. Вот почему я никогда не говорила Володе о ней. Я была уверена, что не знать о ее судьбе лучше, чем встреча, которая наверняка разбила бы ему сердце.
– И больше вы никогда ее не видели?
– Нет, та встреча была последней.
– А где она жила тогда, вы знаете?
– В Алма-Ате, фамилия ее была Кудаева. При желании, я могла бы найти ее через адресное бюро. Но чего бы я добилась, разыскав ее? Пусть живет как считает нужным, Бог ей судья.
Дарья Андреевна устала и стала выглядеть еще старше, насколько это вообще возможно. Я поняла, что пора и честь знать. Искренне поблагодарила ее и засобиралась уходить. Она сказала, что я могу к ней заходить в любое время, когда захочу. Я прониклась огромным уважением к этой мужественной пожилой женщине, на долю которой выпало столько испытаний и которая, несмотря ни на что, сохранила чистое сердце, доброту и порядочность.
К приезду Вани я успела переодеться в элегантный брючный костюм. Появившийся Ванюша сиял, как витрина в ювелирном магазине.
– Ваняш, привет! Что случилось, ты почему такой счастливый? Неожиданное наследство?
– Мелко плаваешь, старушка, бери выше! Кстати, привет!
– «Выше» мне ничего на ум не приходит, что может быть радостнее наследства? Может, тебя в депутаты выбрали? Это, наверное, круче!
– Да ну, скажешь тоже! Зачем мне такая головная боль, – Ваня сделал паузу для пущего эффекта и, улыбаясь во весь рот, сказал с придыханием – Я получил лицензию на ношение оружия!
– Поздравляю! Ну и что? – Я никак не могла понять причину такого счастья.
– А то, что вот что у меня теперь есть, – он вытащил из-за пояса пистолет.
– Ну и что? – тупо повторила я.
– Ну, ты странная! А то, что теперь я настоящий телохранитель. Я поговорил с Прохором, он одобрил твою идею насчет того, чтобы я был твоим телохранителем, даже помог получить разрешение на ношение оружия.
– Да ты псих! Я ведь просто так сказала, чтобы как-то объяснить, почему мы всегда вместе.
– А я считаю, что это была отличная идея. Ты не сомневайся, я хорошо стреляю.
– Не в этом дело, просто я не думала, что ты так буквально это воспримешь. Хотя, может, ты и прав, почему бы мне и не заиметь своего личного охранника, когда еще выпадет такая возможность! – сказала я. А про себя подумала, что мой новоиспеченный друг, теперь еще и хранитель тела, настоящий ребенок и, несмотря на угрожающую внешность, просто мальчишка.
– Значит, одобряешь? – спросил он.
Что мне оставалось делать.
– А то как же! Здорово ты придумал, когда только и успел!
– Так Прохор через свои каналы и организовал, я только съездил и все получил. Клево, да? – Ваня продолжал захлебываться от восторга.
– Еще бы! Ты молодец! – Я старалась поддержать его настроение.
– Кто бы сомневался, – как всегда скромно ответил он.
– А почему ты носишь его просто за поясом, ведь существуют всяческие специальные ремешки с кобурой.
