— Это сделала не я, — произнесла она наконец.
— Что «это»?
Вопрос был задан очень быстро. Уставшей, голодной, ей было трудно собраться с мыслями. А теперь она сама направила их на нужные рельсы.
— Всех убил этот Ингмар.
Двое мужчин по ту сторону стола переглянулись. Складывалось впечатление, что они пытаются скрыть улыбку.
— Вы имеете в виду Ингмара Эрикссона? Охранника здешней больницы? Того самого, кто вчера вечером пришел в отделение неотложной помощи с разбитой правой рукой и выбитым маникюрным прибором глазом? Этого Ингмара вы имеете в виду?
Теперь он говорил гневно. Она посмотрела на свои руки. Если спрятать цепь, то получается как два серебряных браслета.
Человек по имени Рогер положил что-то на стол.
— Как у вас в кармане оказалось это?
Подняв взгляд, она обнаружила, что речь идет о распятии. Оно лежало на столе в прозрачном пластиковом пакете.
— Это он мне дал, — произнесла она тихо. — Он хотел меня убить.
— Почему?
— Чтобы взвалить всю вину на меня!
— За что?
Она вздохнула.
— У него были отношения с Руне Хедлундом.
У Рогера Ларссона дернулся уголок рта.
— С кем, вы говорите, у него были отношения?
— С Руне Хедлундом. Он погиб в автокатастрофе пятнадцатого марта прошлого года.
Мужчины снова посмотрели друг на друга. Никто из них не произнес ни слова, но она догадывалась, о чем они думают. Они разговаривают с сумасшедшей. Хотя, может, оно так и есть.
Была не была. Господь никогда не был на ее стороне.
— Позвоните Патрику. Он подтвердит, что это не я.
— Кто такой Патрик?
— Пат…
Как же его фамилия? Она же читала табличку на двери, но воспоминание начисто стерлось.
— Его мать работает в полиции. Они живут на Согаргатан. В районе Сёдермальм.
— В Стокгольме, вы хотите сказать?
В дверь снова постучали, и женщина принесла новую бумагу. Два любопытных лица заглянули в открытую дверь. Человек по имени Рогер прочитал бумагу и кивнул. Потом посмотрел на часы:
— Допрос прерван в девять ноль три.
Сибилла закрыла глаза.
— Нам нужно кое-что проверить. Вы здесь подождете или в камере?
Она посмотрела на него. Какая разница?
— Там есть кровать? — спросила она в конце концов. Святой приют душе усталой.
Он опять кивнул.
— Тогда я пойду в камеру.
~~~
Часы шли, но ничего не происходило. Она чутко спала на жесткой койке. Впадала в беспокойное забытье, ей снились навязчивые сны, в которых она, точно в замедленном кино, отчаянно пытается убежать от невидимых преследователей.
Ей принесли еду, но ничего не сказали о том, чего все ждут. Будь у нее силы, она бы сама поинтересовалась.
Теперь запертая дверь казалась не так страшна, как прежде. Сибилле на самом деле стало в каком-то смысле хорошо оттого, что можно лежать и ни о чем не думать. Она сделала все, что могла, и даже больше, так что нужно, наверное, просто признать поражение, и все.
Они выиграли, а она проиграла.
Только и всего.
Ближе к вечеру явился Рогер Ларссон и сообщил, что они ждали представителей Главного полицейского управления из Стокгольма. Она не ответила. Просто подумала, что к ней едет элитная следовательская бригада. Ну конечно, разве такого злостного душегуба, как она, можно доверить какому- нибудь доморощенному провинциальному следователю!
— У вас есть право на адвоката, — продолжил он.
— Я ничего не совершала.
Он направился к двери.
— Думаю, он вам все же понадобится.
И вышел.
Еще через какое-то время к ней вошел мужчина лет пятидесяти. Он либо очень торопился, либо нервничал.
— Чель Бергстрём, — представился он и положил на стол свой портфель.
Поморщившись, она встала. Ребро вставать не хотело.
— Пока вашим адвокатом буду я. Потом вас, видимо, переведут в Стокгольм, и тогда вам будут оказывать помощь другие специалисты. Ваш отец умер, вам об этом известно?
Она уставилась на него во все глаза.
— Что вы сказали?
Чель Бергстрём открыл портфель и вытащил бумагу.
— Я получил факс от коллеги в Ветланде. Они в курсе, что вас нашли.
— Я этого не совершала! — поспешно произнесла она.
Он, словно потеряв нить, впервые поднял на нее глаза.
— Это был сердечный приступ, — произнес он. — Два года назад.
Сердечный приступ.
Сибилла прислушалась к собственным ощущениям. Оттого, что Генри Форсенстрём уже два года как умер, в ней ничего не дрогнуло. Он перестал существовать для нее намного раньше.
— Вот Кристер Эк, который выступал поверенным по делу об имущественном наследстве, пишет, что Беатрис Форсенстрём считала, что вы умерли. После смерти вашего отца она подала заявление в суд об официальном признании вас умершей, и это заявление собирались удовлетворить как раз перед тем, как вас объявили в розыск.
Сибилла почувствовала, что улыбается. Уголки губ растянулись в улыбку непроизвольно — безо всякой причины для радости.
— Да? И именно поэтому она каждый месяц в течение пятнадцати лет присылала мне по полторы тысячи? Потому что я умерла, да?
Теперь удивился Чель Бергстрём:
— Она присылала деньги?
— Да, до прошлой недели.
— Странно, весьма и весьма странно.
Еще бы.
Чель Бергстрём снова перечитал свою бумагу.
