Я изворотливо представился коммивояжером по поставкам апельсинов. Свой род занятий она определила как «личная прислуга».

— А зачем, позвольте спросить, вы изучаете зоологию?

— Сэр, я сирота, — сказала она. — Я говорю это вовсе не для того, чтобы разжалобить, просто объясняю. Сейчас я еду в столицу Шотландии на соискание должности гувернантки. Хозяйка дома лелеет честолюбивые планы вырастить из своих сыновей врачей. Мне сказали, что сравнительная анатомия… Но нет! — Она вдруг улыбнулась. — Что правда, то правда, предмет меня заинтересовал.

— Как я уже сказал, занятие, достойное восхищения.

— Только очень трудное. Когда папа был жив, он обучил меня основам математики и рассказал о Ньютоне. Вот бы зоологии своего Ньютона!

— Я не углублялся в изучение данной науки, — вслух размышлял я, — но порой мне кажется, что, подобно тому как наши бедняки множатся до пределов заработных плат или местных налогов в пользу бедных, все живые создания должны волей-неволей предаваться даже более буйному и беспечному воспроизведению себе подобных…

Мэри-Энн не стала краснеть. У этой истории виктории не было. Девушка нахмурилась и сказала:

— Да? Вы так полагаете, сэр?

— Итак, как мы видим, — продолжал я и взглянул в окно, — ни кролики, ни, например, крапива пока не заполонили весь мир. Не все рожденное выживает, и те, кому посчастливилось уцелеть, должны в среднем обладать неким небольшим преимуществом, которое, так сказать, выбирает их ради продолжения существования из менее достойных собратьев. Если мы рискнем вообразить данный процесс повторяющимся из поколения в поколение на протяжении многих земных эпох и революций… Боюсь, я слишком стремительно двигаюсь в чересчур гипотетическом направлении.

— Нет! — воскликнула девушка и схватила меня за запястье, но поспешно отдернула руку. На сей раз она покраснела. — Пожалуйста, продолжайте.

Так я и сделал. Когда мы добрались до южного берега залива Ферт-оф-Форт, ее учебник был сплошь покрыт увязывающими факты каракулями, и результат вызвал удивленную улыбку на лице, счастливо хмурившемся от усердия.

Когда она взяла меня за локоть, я уже собирался расстаться с ней прямо на вокзале, который назывался просто Эдинбург Центральный, ведь в этом мире Вальтер Скотт остался лишь адвокатом.

— Мистер Джонс, — сказала она, — могу ли я на правах нашего знакомства попросить вас сопроводить меня до конечного пункта моего путешествия? Это в Уэст-Порт, а… — Она отвела взгляд.

— А Грассмаркет печально известен своими разбойниками, но вы не можете позволить себе кеб? Не волнуйтесь, мисс Дьюкс, мне кеб тоже не по карману. Давайте пойдем вместе.

Я взял ее багаж, который оказался трогательно невесомым.

— Мистер Джонс, вижу, что вы безоружны, — тревожно заметила девушка, когда мы вышли с вокзала, оказались на Маркет-стрит и впервые почувствовали застойный запах озера Нор-Лох.

— Верно, оружие мне не нужно, — заверил я девушку. — Я мастерски владею боевыми искусствами Востока.

Это ее рассмешило.

— Древним боевым искусствам не под силу тягаться с хорошим пистолетом, сэр, но все же я полагаюсь на вас.

Мы прошли по Королевской Миле, по улице Святой Марии вышли на Коугейт, дальше под Северным мостом и мостом Чарльза IV проследовали по направлению к Грасс-маркету. Высокие сырые стены казались сочащимися влагой отвесными скалами. Курильни опиума возносили во тьму мрачный аромат. Вокруг гостиниц слышалось пение еврейских скрипок. Колеса машин и велосипедов разбрызгивали ядовитые лужи. За Коугейтом — воплощением самой респектабельности, несмотря на конюшни кочевых ремесленников, нищих, таящихся разбойников, клоунов на ходулях и пьянствующих студентов-медиков, богословов и юристов, — вставал район Грассмаркет. Вечерний ветерок трепал флаг Трех Королевств над Замком, который незыблемо и отчужденно возвышался подобно скале, на которой он был построен. Только флаги менялись над бурным котлом вероятностей Грассмаркета.

Как раз из этого-то бурного котла появился мой преследователь. Он вынырнул в двух метрах впереди, и никого между нами не было. Даже если бы я не признал его лица, несомненно, узнал бы по зажатой в руке плоской штуковине. В этом мире она могла показаться блестящей игрушкой, но Мэри-Энн тут же догадалась о зловещей сущности предмета. Или, возможно, она просто так отреагировала на то, что вздрогнул я сам. Девушка обеими руками вцепилась мне в предплечье. При других обстоятельствах ее порыв мог бы показаться весьма приятным, но для того, кто собирался использовать боевое искусство Востока, он был некстати.

На долю секунды появление преследователя сбило меня с толку, но вскоре я предположил, что он побывал в Джи-Би-Эре и догадался — или же получил сведения — о месте моего назначения, сел на скорый поезд более прогрессивного мира, а потом шагнул в этот мир побед Таирлидха, чтобы караулить меня. Я не стал гадать, как ему удалось вычислить, что я ускользнул от него именно в этот мир. Шпионаж и отступничество — две неизменные возможности во всех вероятностях.

Выбора у меня не было. Пришлось убираться обратно в Джи-Би-Эр. Можно объяснить это так: я понадеялся на то, что такой выходки мой преследователь точно не ожидает. Но, если честно, я действовал рефлекторно.

Никогда прежде мне не доводилось перешагивать миры на пару с кем-то еще. И когда мы с Мэри-Энн, по-прежнему вместе, очутились в ином районе Грассмаркет, я удивился практически так же сильно, как и сама девушка.

— Как это? — вскричала она, изумленно озираясь по сторонам, ибо площадь вдруг стала просторнее, чище, ярче и более шумной. Она отпустила мою руку и поспешно отошла на шаг или два, подозрительно и боязливо поглядывая на меня. — Какие такие восточные искусства вы практикуете, мистер Джонс? Колдовство? Вы иллюзионист?

— Боюсь, что нет, — покачал я головой. — Все, что вас окружает, реально. Просто вы привыкли к одной действительности, а это другая, в которой история давным-давно пошла иным путем.

Похоже, Мэри-Энн мгновенно осознала услышанное:

— И сколько всего этих действительностей?

— Бесконечное множество, — ответил я.

— Поразительно! И вместе с тем совершенно очевидно, что бесконечность Творца должна отражаться в Его творениях!

— Можно взглянуть на проблему и с этой стороны, — допустил я.

Мэри-Энн вновь, уже спокойнее, огляделась по сторонам, но я видел, что она все еще дрожит.

— Очевидно, в данной истории чтят память сторонников завета, — заметила она, показывая на одну из трех статуй. — Я знаю, что это Ричард Камерон. Но кто другие?

— Вам их имена ничего не скажут, — отрезал я.

— Все равно я хотела бы на них взглянуть.

Ее заинтересовал пешеходный переход и поразили транспортные средства: железные, с двухтактным двигателем. Я слегка подтолкнул девушку локтем, чтобы она прекратила пялиться на женщин в коротких юбках, с непокрытыми головами. Мы остановились у скульптуры.

Суровый господин в фетровой шляпе назидательно поднял указательный палец.

— Джон Маклин, — прочла она надпись на постаменте. — Проповедник, да?

— В некотором роде, — сказал я. — В его же понимании это не подлежит сомнению.

Господин в коротком плаще, очках, с трубкой и — шотландцы остаются шотландцами во всех воплощениях! — с дорожным конусом на голове.

— А Гарольд Вильсон — мученик британской демократии? — Нахмурившись, она чуть ли не отскочила в сторону. — Демократ? Радикал?

— Не совсем, — ответил я, тревожно озираясь по сторонам. — Слишком долго объяснять. Тот человек, с которым мы столкнулись, может в любой миг настичь нас. Мне нужно идти.

— А как же я, мистер Джонс? — воскликнула Мэри-Энн.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату