установленной на огромном кресте, возвышавшемся над площадью. Историку это напоминало прежде всего о медленном, но сокрушительном реванше, одержанном Католической церковью в протестантской Англии. В восемнадцатом веке Католическая лига феодалов объединилась с французами, чтобы подавить британские имперские амбиции в Америке и Индии, а затем, в 1807 году, на Англию натравили корсиканца, цепного пса французского короля. К тому времени как Наполеону пришлось отступить, Англия уже снова стала католической страной под управлением нового короля из династии Бурбонов. Глядя на задумчивое лицо Наполеона, Мэри вдруг порадовалась, что ее дом от всех этих исторических событий отделяют двенадцать тысяч миль.
Отец Ксавьер зашел за ней в девять. В конной повозке они подъехали к собору Святого Павла, где должен был состояться суд над Чарльзом Дарвином.
Собор был величественный. Ксавьер, уговаривая ее на это кругосветное путешествие, пообещал, что ей позволят произнести проповедь с кафедры собора перед руководителями лондонского теологического и философского сообщества. Теперь эта перспектива начинала казаться уже пугающей.
Впрочем, оглядываться по сторонам было некогда. Ксавьер в сопровождении вооруженного инквизиторского стража провел Мэри прямо к лестнице, ведущей в крипту, от которой расходился лабиринт темных коридоров с рядами тяжелых запертых дверей. После всего этого великолепия наверху здесь Мэри почувствовала себя словно в тюрьме.
Ксавьер угадал ее настроение:
— Вы отлично держитесь, лектор.
— Да. Стараюсь запомнить дорогу обратно.
Комната, где должно было состояться столь выдающееся событие, оказалась неожиданно пустой и тесной, с голыми оштукатуренными стенами, с висящими под потолком электрическими лампочками. В центре стоял деревянный стол, за ним в ряд сидели, как догадалась Мэри, инспекторы инквизиции — сурового вида мужчины, все чуть старше средних лет, в траурно-черных костюмах с пасторскими воротничками. Председатель сидел в замысловатом кресле, больше похожем на трон и возвышавшемся над остальными.
Перед судьями стояла девушка — стояла, как заметила Мэри, потому что сесть ей было некуда. Девушка, должно быть, та самая Алисия, сколько-то-юродная внучатая племянница Дарвина, была одета в строгое темно-серое платье. У нее было очень бледное лицо, голубые глаза и рыжеватые волосы. Лет ей было двадцать — двадцать один, не больше.
Рядом с ней сидел молодой человек в строгом костюме, красивый, с живым, внимательным лицом. По другую сторону Мэри с изумлением увидела гроб, водруженный на козлы.
Ксавьер подвел Мэри к скамье у стены. Там уже сидели еще несколько представителей духовенства, в большинстве своем мужчины. В дальнем конце помещения сидели мужчины и женщины в светской одежде. Некоторые что-то записывали в блокнотах, другие карандашными штрихами набрасывали портреты участников процесса.
— Чуть не опоздали, — пробормотал Ксавьер, садясь рядом. — Прошу прощения. Видели, как на меня посмотрел отец Бонифаций?
— Тот самый Бонифаций? Не может быть!
— Его преподобие отец Бонифаций Джонс, главный комиссар Священной канцелярии. Обучался своей профессии при самом комиссаре Гитлере, когда старик ушел на покой после всех славных дел во время миссионерских войн в православной России…
— А кто все эти люди, в дальнем конце?
— Из хроники. Дело ведь имеет международное значение.
— Только не говорите мне, кто там, в гробу.
— С надлежащим почтением эксгумирован из могилы в Эдинбурге и привезен сюда. Нельзя же обойтись без его присутствия на суде по его собственному делу. Сегодня мы услышим показания сторон. Приговор должны вынести через пару дней — двенадцатого, в день двухсотлетия Дарвина.
Ксавьер пояснил, что молодого человека, сидящего рядом с Алисией, зовут Ансельм Фэйруэзер. Это друг Алисии, юрист по богословским вопросам, который по ее просьбе помогает представлять ее дело в суде.
— Но он не адвокат, — вполголоса рассказывал Ксавьер. — Не забывайте, это ведь не гражданский процесс. Ответчица имеет некое общее представление о тех обвинениях, которые ей намерены предъявить как живой представительнице семьи Дарвин, — единственной, кто изъявил такое желание, кстати. Думаю, ее участие в процессе было инициативой мистера Фэйруэзера. Однако ей не предоставили права ознакомиться с этими обвинениями и доказательствами или узнать, кто их выдвигает.
— Не очень-то справедливо с точки зрения правосудия.
— Но ведь это и не совсем правосудие. Этот суд призван исполнить волю Бога, основываясь на непогрешимости Небесного Отца и мудрости его служителей.
Заседание открылось стуком молотка Джонса. Секретарь принялся за стенографический отчет. Джонс велел участникам процесса назвать свои имена и должности. Рядом с ним на судейской скамье сидели другие комиссары и прокурор Священной канцелярии.
Когда очередь дошла до Мэри, она встала и представилась лектором Куктаунского университета, прибывшей сюда в качестве наблюдателя и консультанта в своей экспертной области. Бонифаций откровенно улыбнулся. Лицо у него было длинное и серое, совсем как гроб с эксгумированным телом Дарвина, под глазами бархатно-черные круги.
Алисе подали Библию, и она стала зачитывать по бумажке латинские фразы.
— Я не знаю латыни, — шепнула Мэри Ксавьеру. — Она клянется говорить только правду, да?
— Да. Я вам переведу…
Бонифаций взял бумагу и начал задавать вопросы на латыни — звук был такой, будто камни сыплют в ведро. Ксавьер шепотом переводил:
— Каким путем и как давно вы прибыли в Лондон?
Девушка отвечала, слава богу, по-английски, с сильным шотландским акцентом:
— Поездом, а затем в повозке из дома моей матери в Эдинбурге. Этот дом принадлежит нашей семье со времен преподобного Чарльза Дарвина.
— Знаете ли вы или догадываетесь ли, по какому поводу вам было велено предстать перед Священной канцелярией?
— Думаю, что знаю. — Она бросила взгляд на гроб. — Чтобы выступить в защиту моего покойного дяди, поскольку его книга, опубликованная сто пятьдесят лет назад, была сочтена еретической.
— Назовите эту книгу.
— Она называется «Происхождение видов путем естественного отбора».
— Изложите содержание этой книги.
— В общем-то, я ее даже не читала. Да и не знаю никого, кто читал. Она попала в Указатель еще до того, как была опубликована. Я знаю ее только по пересказам… В ней излагается гипотеза, объясняющая многообразие животных и растительных форм, которые мы видим вокруг себя. Почему некоторые из них так похожи, например, разные породы кошек или птиц? Мой дядя провел аналогию с известными модификациями пород собак, голубей и других домашних животных под действием искусственного отбора, с помощью которого люди добиваются нужных им свойств. Он предположил… то есть он выдвинул гипотезу, что природное многообразие живых существ могло быть результатом некоего отбора, бессознательно осуществляемого природой в ходе борьбы за ограниченные ресурсы, за воду и пищу. Этот отбор со временем формирует свойства животных точно так же, как сознательные действия людей.
— Верите ли вы, что в этой гипотезе содержится истина?
— Я же не натурфилософ. Я хочу быть художницей. Учусь живописи…
— Верите ли вы, что в этой гипотезе содержится истина?
Девушка опустила голову:
— Она противоречит Священному Писанию.
— Верил ли преподобный Чарльз Дарвин, что в его гипотезе содержится истина?
Девушка видимо смутилась.
— Может быть, вам лучше открыть гроб и спросить у него самого? — Адвокат, Ансельм Фэйруэзер,
