окончательно и на всю жизнь покорилось ей.
Он без нее в Рим не вернется.
Ни секунды не медля, он обратился к своему гостеприимному хозяину и пылко с нетерпением спросил:
— Друг, кто эта девушка?
— Августа! — ответил с улыбкой греческий вельможа.
— Почему она здесь?
— Она моя дочь!
Юстиниан не нашелся сразу, что сказать. Конечно, его друг понял, что Августа покорила сердце молодого римлянина. Юстиниан встревожился, а что если она имеет жениха, может быть, она уже замужем? Как же сказать своему другу, что без нее он из Греции не уедет? Юстиниан призвал к себе всю свою юношескую искренность и смелость, взглянул в глаза хозяина и пылко произнес:
— Мой добрый друг, если уста мои произнесут сейчас что-то недостойное, отведи от меня взор, и я все пойму! Дай мне в жены красавицу Августу, и я буду любить ее до конца жизни!
Греческий друг не отвел от него взора, он заглянул еще глубже в его глаза, ища в них подтверждение с чувством сказанных слов, и потом произнес с улыбкой и доверием:
— О, великий Юстиниан! Я был бы счастлив породниться с тобой, но без согласия Августы я ничего не могу обещать! Объяви сам ей об этом и от нее же получи ответ!
— Тогда я это сделаю немедленно! — произнес Юстиниан и решительно направился к Августе, которая все еще стояла на возвышенном месте, застенчиво улыбаясь, ибо аплодисменты не стихали. Собравшиеся увидели, что на сцену поднялся почетный гость, в честь которого был дан этот прием, и решили, что римский вельможа хочет выразить Августе восхищение ее прекрасным пением. Все умолкли. Юстиниан преклонил одно колено перед покрасневшей от смущения красавицей и в наступившей тишине произнес слова, полные всех его благородных чувств:
— О, божественная Августа! Судьба привела меня к стопам Вашим, чтобы преподнести Вам свою любовь и нижайше молить одарить меня взаимной любовью!
Юстиниан прикоснулся к подолу шелкового платья и нежно поцеловал его.
Августа не ожидала такого признания от важного гостя, да еще прилюдного, перед всей афинской знатью. Она еще больше покраснела и не знала, как быть — убежать из зала, отвергнуть преподнесенный дар или принять его. Хотя сердце сразу подсказало ей, что к ней тоже постучалась судьба.
Отец встал рядом с дочерью и шепнул ей:
— Дочь моя, не стыдись, прислушайся к зову сердца и скажи знатному вельможе свое решение!
Августа некоторое время стояла молча, краснея все больше.
— Скажи, моя дочь… Но знай, ты свободна! — повторил ей отец.
Августа кивнула головой.
— Значит, ты согласна? — спросил отец.
— Согласна! — произнесла она почти без звука, но Юстиниан понял и услышал сказанное. Он быстро встал, оглянул всех присутствующих в зале, и восторженно провозгласил:
— Слушайте! С этой минуты Августа моя жена! Клянусь всеми Богами, буду любить ее до конца своей жизни!
Он обернулся к Августе, сильными руками поднял ее вверх и воскликнул:
— Августа — моя богиня! — и поставив ее рядом с собой, обратился к своему хозяину:
— Дорогой друг, может, превратить сегодняшнее торжество в свадьбу?
Вот так римский вельможа обрел в Афинах свою судьбу, а у многих женихов среди местной знати судьба ускользнула прямо из рук.
Юстиниан вернулся в Рим вместе с Августой. Скоро цезарь Римской империи назначил его правителем одной провинции в Иудее, и он вместе с Августой поехал туда.
Благородство, доброта, богатый духовный мир и пленительная красота Августы крайне благоприятно повлияли на вспыльчивый и жесткий характер Юстиниана. Хотя иудеи недолюбливали римских поработителей, но Юстиниана они не считали своим врагом. Он стал для них справедливым правителем, который понимал их беды, уважал их обычаи и был готов помочь попавшему в беду. Со своей стороны, иудеи тоже относились к своему правителю с уважением.
Об Августе рождались легенды.
В народе говорили, что Августу часто приглашали Боги на свои пиршества, чтобы она играла им на арфе и пела песни. Боги были очарованы ее голосом и готовы были выполнить любое ее желание. Но Августа ничего у Богов не просила.
Говорили, что сердце ее полно добротою, и она не знает, что такое зло. Все деяния Юстиниана установить в провинции справедливость люди приписывали ей. Ее заслугой считали также решение Юстиниана построить сказочный дворец по проекту неизвестного архитектора.
Спустя два года после приезда в Иудею Августа заболела: глаза впали и потускнели, ее прекрасное лицо изменилось до неузнаваемости, она ослабла, с каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Августе не хотелось, чтобы кто-то видел ее в таком состоянии, потому она уединилась в своих покоях и кроме Юстиниана и врачей не встречалась ни с кем. Ее замучили головные боли и головокружение. Обессиленная Августа с трудом передвигалась по комнате.
Юстиниан прилагал все усилия, чтобы спасти ее. Несмотря на то, что она потеряла свою божественную красоту и превратилась в собственную тень, несмотря на то, что воздушная как ангел девушка уподобилась безжизненному призраку, Юстиниан не то что разлюбил ее, а наоборот, все глубже и глубже любил ее. Из каких только далеких стран не приглашал он известных врачей, какие только лекарства и способы лечения не применялись, но все было тщетно. Умная Августа, конечно, понимала, что ее жизнь подходила к концу, но ее не покидала сила духа. Она всегда встречала Юстиниана с улыбкой, думала только о добром и прекрасном, никогда никого ни в чем не винила, не жаловалась ни на что и не оплакивала свою судьбу. Она больше думала о том, какие еще она могла бы сотворить добрые дела для людей, если бы ей довелось остаться в живых.
Врачи прямо сказали Юстиниану, что они бессильны вылечить Августу, и нет никакой надежды спасти ее. Бедный Юстиниан не находил себе места от горя — жизнь без Августы для него становилась бессмысленной.
Мысли об Августе мучили его и на этот раз, когда он вместе с Амон-Pa возвращался со строительства дворца. 'Что этот мальчик может сделать, откуда ему знать науку исцеления? — думал Юстиниан. — Напрасно везу я его к Августе. Впрочем, быть может, он пригодится как собеседник?' И вдруг он вспомнил, что Августа с ним говорила только на греческом языке, других языков она не знала. Каким же тогда собеседником станет для нее этот мальчик?
— Мальчик, — обратился он вдруг к Амон-Ра, который сидел в карете напротив него, — ты говоришь только на арамейском языке?
— Не знаю, — ответил Амон-Ра.
Юстиниан удивился такому ответу. Наверное, не понял мой вопрос, подумал он.
— Мальчик, я спрашиваю: знаешь ли ты греческий язык?
— Может быть, и знаю.
Юстиниан опять не понял ответа и был готов рассердиться на него, но решил поговорить с ним по- гречески и так установить, знает или нет он этот язык.
— Сколько тебе лет? — спросил он по-гречески. Амон-Pa не ответил. Тогда Юстиниан спросил то же самое по-латински. Он знал и арабский. Но ни на одном языке Амон-Ра не ответил ничего. Только тогда, когда Юстиниан спросил на арамейском языке, сколько ему лет, Амон-Pa ответил, что девять.
Юстиниан забеспокоился. Он сильно сомневался в целительских возможностях девятилетнего мальчика, а теперь убедился еще и в том, что тот не сможет говорить с Августой и развлекать ее своими сказками о Мессии. Почему же тогда донесли ему, что мальчик этот владеет всеми языками? 'Понадобится переводчик, но ведь Августа не допустит к себе никого кроме меня? Как быть?' — думал Юстиниан. Но так как он устал от длительной поездки, то вскоре заснул.
А Амон-Pa созерцал округу и постепенно отвлекался от внешнего мира. Когда он погружался в свои мысли, к нему приходили разнообразные видения. Если он размышлял, скажем, о воде, об огне, об облаках,
