— Скажите, пожалуйста: сколько здесь кружков?
— Пять! — говорят дети.
— Кто может сказать, какая из них цифра пять? — Я показываю карточки с цифрами от нуля до девяти.
— Вот эта, которая в середине! — отвечают многие.
— Вот эта? — беру цифру 3.
— Нет! Которая была рядом!
— Ага, значит, вот эта! — Я достаю цифру 4.
— Нет, — говорит Майя, — вы ошиблись, не ту цифру взяли… Можно, я вам покажу?
— Покажи, пожалуйста!
Майя выбегает, достает из колоды цифру 5.
— Какая это цифра, дети? — показываю всем.
— 5! — отвечают они.
— Спасибо, Майя!
Вместо цифры 4 я кладу на доску цифру 5. Теперь все в порядке.
— Сколько здесь треугольников? — я обвожу указкой группу треугольников.
— Четыре… Четыре! — отвечают они вразнобой.
— А какая из этих цифр — 4? Эта? — показываю им цифру 2.
— Нет… Это 2!
— Может быть, эта? — показываю цифру 6.
— Нет… Это 6!
— Так значит, вот эта?
— Нет… Это 7!
Дети развеселились. Им не терпится показать мне 4. Магда выбегает (разумеется, без разрешения), дотягивается до моей руки и показывает на карточку с цифрой 4.
— Вот это — цифра 4!
— Спасибо, Магда, что помогла найти цифру 4. А сколько здесь квадратиков?
— Шесть! — получаю ответ. Беру из колоды цифру 6 и ставлю в перевернутом виде рядом с предыдущими цифрами. Дети весело подсказывают:
— Так получается девять, надо перевернуть… тогда и будет шесть!
Я принимаю замечание.
— А там семь! — выкрикивает Котэ и показывает на группу прямых.
— Котэ говорит, что здесь семь прямых, а я думаю, что восемь! Кто же из нас прав?
— Вы! — кричат многие, не задумываясь.
— Он! — говорят очень немногие, указывая на Котэ.
А Майя сосредоточилась, внимательно смотрит на доску и шепчет. Вот она встает с места:
— Можно, я скажу?.. Там семь прямых линий, а не восемь, и потому прав этот мальчик, а не Вы!
— Согласны с Майей?
Моих сторонников стало меньше. Элла встает, быстро подходит к доске и считает про себя прямые.
— В чем дело, Элла?
— Семь линий, а не восемь! — говорит она и бежит обратно к своей парте.
— Сосчитаем, пожалуйста, все вместе!
Я указкой показываю сначала на одну, затем на другую прямую.
— Одна… Две… Три! — считают дети хором. Подольше задерживаю указку на четвертой прямой.
— Четыре… Пять! — продолжают они, не дождавшись перемещения кончика указки. Майя протестует: все перепуталось и так считать нельзя. Начинаем снова. Теперь уже в быстром темпе движется моя указка и, получив хоровое «семь», начинаю снова касаться кончиком указки тех же прямых.
— Восемь… Девять… Десять… Одиннадцать!..
Но голоса постепенно слабеют, многие вдруг понимают, что опять все запуталось. Я вызываю к доске Майю помочь нам сосчитать прямые. Третье хоровое чтение — с помощью Майи — проходит успешно.
— Ну, конечно, семь, а не восемь. Котэ прав! — говорю я и ставлю цифру 7 на доску рядом с другими цифрами. Дети внимательно следят, не ошибусь ли я. Кто-то все же выкрикнул: «Это не семь!» Но другие подтвердили, что это именно семь, а не другая цифра.
— А теперь посмотрите на группу этих точек. Сосчитайте, пожалуйста, сколько их здесь, и шепните мне на ухо!
Быстро подхожу к каждому, кто меня призывает. И на меня сыплются ответы, нарушающие все устои точности математической науки: «Пять… Девять… Десять… Двадцать… Сто… Тысяча… Миллион!». A Tea шепчет мне, что там очень много точек и их невозможно сосчитать. Я останавливаюсь у ее парты.
— Tea, повтори, пожалуйста, погромче, чтобы слышали все: сколько там точек?
— Точек очень много, их трудно сосчитать!
— Спасибо, Tea!.. А вы как думаете?..
Лелеять каждую частицу души ребенка
Вдруг резко распахивается дверь. Какая-то женщина (назову ее «властной мамой») подталкивает в комнату мальчика, нарядно одетого, сует ему в руку ранец и во весь голос, полный какой-то непонятной мне угрозы, произносит:
— Найдите место моему сыну в классе! А вам позвонят!.. — Она с таким же шумом захлопывает за собой дверь и оставляет мальчика в классе.
Что же мне делать? Догнать эту маму и заставить забрать ребенка? Не допускать мальчика на урок и вывести его в коридор? В классе становится 39 ребятишек. Мне придется принести еще одну парту. Куда же ее поставить? Впрочем, дело не только в этом. Самое главное, что теперь каждому ребенку нашего класса достанется от меня еще меньшая доля внимания, ласки, заботы, помощи — всего того, что так ему необходимо!
Нет методики, нет педагога, способных приносить одинаковые плоды при любых условиях нагруженности класса детьми. Перегрузка самолета пассажирами может привести в воздухе к катастрофе. Отправить перегруженный состав в дальний путь опасно. Спросите летчиков, машинистов, и они вам скажут, чего им стоило совершать такие рейсы.
«Одним больше, одним меньше — какое это имеет значение?» Нет, имеет, и очень большое! Разве не имеет значения, будет одним меньше или одним больше плохо воспитанным человеком? А я, как и тысячи моих коллег, стремлюсь воспитать в каждом ребенке личность. Класс шестилеток — это же не цех массового производства стандартно обученных и воспитанных детей! Тут надо лелеять каждую частицу души ребенка, пропитывать каждую клеточку маленьких сердец чувством любви к человеку. Это в XVII веке Ян Амос Коменский считал возможным обучать одновременно в одном классе 300 учеников. Простим гению, что заблуждался. А вообще, приемлема ли сегодня, в преддверии XXI столетия, методика «оптового» воспитания?
Конечно, плохо также, если в классе будет сидеть только один ребенок со своим воспитателем, потому что этот ребенок станет скучать: не будет рядом подобных ему малышей, занятых тем же делом, и ему покажутся неинтересными даже самые интересные занятия. Ребенку хочется познавать и жить в общении с другими детьми, ему необходимо стать кем-то и чем-то среди них. И он таким не сможет стать ни в таком классе, где он один, ни в таком переполненном классе, где дети уподобляются муравьям, каждый занят собою, у них нет общих целей, стремлений, радостей и огорчений. Если ребенок в классе один — то
