Дети увлеклись заданием. Я подхожу к Русико. Девочка шепчет про себя, считает на пальцах количество звуков.
— Русико, — шепчу я ей на ухо, — как дела?
Она уже соединила пять кружков с рисунком дерева. Я помогаю ей сосчитать звуки в слове дерево, потом советую найти «слово», в котором столько же «букв» (т. е. группу из шести кружков). Русико рада. Смотрит на песочные часы. Я успею, — шепчет мне на ухо.
Я беру часы и хожу с ними по рядам: пусть дети видят, сколько осталось крупиц времени. Они должны научиться ценить время, и эти часы часто будут помогать им на уроках.
Подхожу к Бондо. «Милый, хороший мальчик, мой шалун! Что мне с тобой делать? Я даже боюсь сознаться самому себе B своих предчувствиях! Почему ты проводишь линии так бессмысленно, рвешь бумагу?»
— Бондо! — шепчу я ему на ухо. Мальчик испугался. «Почему, мальчик? Я же еще ни разу не пугал тебя! От неожиданности? Впредь буду с тобой осторожнее!» Я присаживаюсь рядом за маленькую парту. — Бондо, шепни мне название этого рисунка!!
— Рыба! — шепчет мальчик и смотрит так настороженно, умоляюще.
— Проговори это слово медленно!
— Дом… Рыба… Часы!
— Покажи, где здесь нарисован дом!
И он кладет палец на рисунок дома, затем на рисунок рыбки и говорит:
— Я завтра тоже приду в школу! Обязательно приду!
Саша. Я уже кончил!
Элла. И я кончила!
Я поднимаю высоко песочные часы.
— Время истекает! Положите задание в конверты!
Лела, Дито, Георгий, Вахтанг волнуются: не успели!
— Ничего! — успокаиваю я их. — Это задание я нарисовал на доске. Проверьте, пожалуйста, на перемене, правильно ли я его решил.
Беру золотистые маленькие колокольчики. «Дзин-дзин-дзин!» Дети полюбили эти колокольчики.
— Майя, включи, пожалуйста, проигрыватель! Можете немного потанцевать в классе.
Как рождается радость познания
Мои дети танцуют. Это уже не в первый раз. Иногда на переменах некоторые из них сами включают проигрыватель. Значит, им нравится танцевать. Я подобрал записи произведений Моцарта, Шопена, Чайковского, Палиашвили. Объяснил ребятам, что во время танцев под музыку нужно прислушиваться к мелодии, стараться понять, какие чувства в ней выражены, и передать эти чувства в своих движениях.
Сейчас звучит «Старинная французская песенка» П. И. Чайковского. Дети постепенно выходят из проходов между рядами парт в поиске более просторного места для движений. Майя, Магда, Лела, Элла, Ния и многие другие девочки танцуют грациозно. Эка, Лали, Ия просто крутятся. А некоторые мальчики превратили танец в игру — они прыгают, сталкиваясь друг с другом. Марика стоит одна. Саша и Тенго сидят за партами. Я подзываю их к себе и предлагаю вместе со мной понаблюдать, как танцуют другие. Мы вполголоса обмениваемся мнениями.
— Смотрите, смотрите на Майю… Как она красиво танцует, Как плавно двигает руками! — говорю я детям. — А вам чей танец нравится?
— Мне ничей! — отвечает Саша.
— А мне нравится, как смешно танцует Элла. Смотрите, как она крутится!
— А Котэ вам не нравится?
Играет музыка, танцуют дети. Неужели они правда выросли за эти 20 дней или мне это кажется? Нет, они еще не перешагнули свой возраст: Проводи им уроки по строгим традиционным правилам — «Сидите смирно! Держите руки за спиной! Не шевелитесь! Слушайте меня!» и т. д. и т. п. — и дети сразу начнут скучать, зевать. Задавай им задания со всей строгостью и серьезностью, так сказать, в чисто дидактическом духе — и детям скоро надоест учиться.
Пытался я проводить, ради опыта, такие уроки, по принципу «передачи и усвоения», и мне показалось, что на них дети как будто отдалялись от меня. Скучно было на этих уроках, как будто я допрашивал их, заставлял их выдать мне какую-то важную тайну, а они не доверяли мне. Нет-нет! Конечно, они поднимали руки, отвечали на мои вопросы. Но не было во всем этом радости, устремленности. И мне часто приходилось говорить детям: «Поднимите руки! Все-все!.. Думайте все!» Те же самые задания вдруг становились сложнее. Что же изменилось на этих уроках? Изменились мои отношения: я стал официальным, непогрешимым, строгим, принуждающим детей выкладывать мне, что они знают, умеют. Я стал регистратором их знаний, а они, шестилетние дети, — «слушалками» и «отвечалками». Детям явно не понравилось все это, а Саша (помню, как он изумленно смотрел на меня на уроках) к концу дня подошел ко мне и спросил:
— Почему Вы на всех уроках были таким хмурым? Вам нездоровилось сегодня?
— А тебе не понравились уроки? — спросил я со своей стороны.
— Не-а! — ответил мальчик.
— Мы ни разу не смеялись! — добавил Илико.
У меня мелькнула мысль: может быть, было бы неплохо часто спрашивать детей, какой у нас получился урок, что они посоветовали бы мне, как они хотели бы работать на уроках? Может быть, будет лучше, если я перед уроком посоветуюсь с детьми, как строить его. «Спасибо, дети! Не зря я вижу в вас учителей своего педагогического мастерства!» И я решил хне возвращаться к таким опытам: проводить уроки, лишенные радости совместной работы с детьми. Тогда и сформулировал я для себя заповедь:
Чаще приглашать на уроки Момуса — бога смеха и шуток, чтобы прогнать с уроков Морфея — бога сна.
Когда радуются дети на уроках?
У меня в руках футбольный мяч.
— Какова сумма слагаемых 4 и 5?
Футбольный мяч летит в правый угол класса. Кто его поймает, тот и будет отвечать.
— 9! — говорит «нулевик», поймавший мяч, и кидает его обратно.
— Разность между 9 и 3 составляет 8. Прав ли я? — мяч летит к партам среднего ряда.
— Вы не правы! Разность между 9 и 3 составляет 6! — и мяч возвращается ко мне.
— Из каких трех слагаемых можно получить 10?
Мне могут возразить: «Причем тут мяч? Разве дети не могут решить те же самые примеры без мяча?»
В том-то и дело: они решили бы эти примеры, но без желания.
— Опустите головы на парты. Закройте глаза… Я дам вам примеры, а вы, не поднимая головы, будете показывать мне результат на пальчиках!
Дети опускают головы, закрывают глаза. А я вполголоса произношу:
— Я задумал число. Если прибавить к нему 3, то получится 8. Какое число я задумал?
В классе вырастает лес рук с пятью пальчиками. Я подхожу к каждому, кто поднял руку, дотрагиваюсь
