черти», как особой чести. Обычай возник в XIII веке, а уничтожен был в 1760 году, при чём были сожжены на костре и нелепые костюмы шомонских чертей. «Шомонская чертовщина» пользовалась в Шампани такою популярностью, что любопытные посмотреть на это дурачество съезжались из окружности за тридцать, за сорок лье.
Flagellation del'Alleluia — Вербное бичевание аллилуйи — праздновалось преимущественно в городах по Верхней Марне, в неделю пред Пасхою, причём особенно славился им город Лангр. В Тулоне «аллилуйю» хоронили с большою торжественностью, как знатного покойника. В Лангре же с нею поступали гораздо хуже: её выгоняли из церкви плетьми. Церковные правила выработали целый ритуал этой странной церемонии. На игрушке, в роде волчка, писали золотыми буквами слово аллилуйя. Дети из церковного хора, в час, определённый уставом, приближались к месту, где находился волчок, с крестом и хоругвями. Начиналось бичевание: волчок вертелся под ударами хлыста, а дети пели псалмы и гимны, пока не выгоняли, таким образом, крутящуюся аллилуйю из храма, желая ей на прощание — bon voyage jusqu'a Pague prochain. В других местностях, например, в Auxerre, аллилуйю умерщвляли, хоронили, воскрешали. Дети из хора справляли этот обряд по субботам, в неделю о блудном сыне. После обедни они приносили в церковь, с рыданиями и вздохами, гробик — якобы с умершею «аллилуйею», а в св. субботу праздновали её воскресение. Обычай — языческий, связанный, быть может, ещё с доисторическою стариной. Он напоминает и плач о мёртвом Адонисе, как описал его Феокрит, и похороны Костромы, как справляют их пензенские и симбирские бабы: аллегорию смерти и возрождения солнечного божества — мифическую основу почти всех культов. Связь мнимо-христианских обрядов похорон и воскресения «аллилуйи» с древне-языческими похоронами и воскресением весенней жизнерадости хорошо выясняется сближением французского обряда с поверьями чехов и моравов. Они называют воскресенье недели о блудном сыне — «смертною неделею» и поют ему обрядовую песню такого содержания:
«— Смертная неделя! кому ты отдала ключи от земли?
— Я отдала их Вербному воскресенью.
— Вербное воскресенье! куда ты девало ключи?
— Я отдала их Чистому четвергу.
— Чистый четверг! куда ты девал ключи?
— Я отдал их св. Юрию.
Св. Юрий вставал и отмыкал землю, чтобы росла трава — трава зелёная».
До изобретения колоколов, аллилуйя — вопль духовной радости — служила призывом верующих к молитве. Именно в Auxerre, при знаменитом Ажио, воспитавшем свой музыкальный вкус в Италии, раздались впервые, за пасхальною мессою, звуки музыкального инструмента serpent, изобретённого местным каноником Эдмоном Вильгельмом. Этот примитивный инструмент теперь попадается ещё в иных захолустных церквах.
Легенда, древняя, почти как само христианство, гласит, что в пещере Гефсиманского сада, где Христос пролил кровавые слёзы, скрывались некогда — по изгнании из рая — прародители человечества; что на этой же Голгофе, где воздвигся крест во искупление первородного греха, были погребены его виновники. Когда Христос умер, Адам и Ева, при вихре и землетрясении, вышли из гроба, склонились пред Божественным Страдальцем и, обмакнув персты в Его святую кровь, первые из людей начертали на своих челах знак креста, их искупившего.
Вечный жид, выходя из Иерусалима, видел прародителей человечества — на Голгофе, у трёх крестов. Их казнь кончилась, его начиналась. Он оскорбил праотцов ужасными словами и, спустившись с лобного места, исчез в пустыне…
Примечания
1
Лакрима Кристи.
2
В Нормандии рассказывают, будто монахи одного аббатства вымерли оттого, что спали в комнате с полами из тиса.
3
Наши русские легенды объясняют вечную дрожь осины тем, что на ней повесился Иуда предатель. Народ никак не хотел, чтобы у Иуды хватило совести на самоубийство из раскаяния, и создал легенду, не без остроумия объясняющую смерть предателя корыстными соображениями, вполне в духе Иуды: «Повешусь, — думает себе, — пойду в ад; а Христос, как будет вызволять людские души из пекла, и мою вызволит!» Ни одно дерево не хотело принять на себя предателя, кроме осины: за то она и наказана. Другая легенда вешает Иуду на бузине, — за то она не годится для построек, и дьявол её любит.
