прическа и неумелый макияж, но при этом такая громадная сила воли, что… — Он спохватился и замолчал. Потом поправил себя: — Я хочу сказать, она любит его.
— Считает его богом, — предположил Кэмпион.
Кенни покачал головой.
— Ей не важно, бог он или нет, — грустным голосом произнес он. — Как бы то ни было, мистер Кэмпион, несколько недель назад они обратились к миссис Киббер с просьбой разрешить им занимать пару комнат на верхнем этаже. Наверное, это была идея девушки. Такие, как она, до сих пор верят, что свой своему поневоле друг. Она заставила парня написать ей. Старуха ответа не дала, но пригласила их обоих на ужин вчера вечером. Приглашение было послано две недели назад, так что, как видите, с распростертыми объятиями она их не ждала. Ее компаньонка рассказала, что она собиралась устраивать вечеринку. Нужно было достать и почистить серебро, перемыть лучший фарфор и так далее. В этом доме все было не просто и не по-домашнему! — воскликнул он с таким видом, будто это его оскорбило. — Когда они приехали, естественно, произошла громкая ссора.
— На словах или со швырянием посуды?
Кенни на миг задумался.
— Можно сказать, и так, и так, — медленно произнес он. — Вообще это была довольная странная перебранка. Я слышал ее описание из двух источников: от девушки и от компаньонки. Мне кажется, что они обе хотят говорить правду, но все это их слишком потрясло. Они обе сходятся на том, что все начала миссис Киббер. Она дождалась, пока на столе остались три апельсина и здоровенный вустерский десертный сервиз, после чего ее словно прорвало. Основными темами ее монолога были бесстыдство молодежи, которая готова стариков в могилу согнать, лишь бы поскорее наследство присвоить, ну и прочее в том же духе. Потом она однозначно дала понять, что у них нет ни единой надежды получить то, что они хотели, и заявила, что ей все равно, где они будут спать, хоть на улице, но на свою драгоценную мебель она их не положит. Нет никакого сомнения, что она была очень раздражена и несправедлива.
— Несправедлива?
— Можно сказать, вспыльчива. В конце концов, она ведь хорошо знала племянника. В детстве он не раз приезжал и жил у нее. — Кенни заглянул в блокнот. — Потом Вудраф тоже потерял терпение. Если верить его показаниям, которые он дал сегодня с самого начала, рано утром, то он побледнел, ничего не сказал и почувствовал себя так, будто «накалился добела»… Если я понятно выражаюсь.
— Полностью понятно. — Мистер Кэмпион с интересом смотрел на инспектора. Для него стало открытием, что Кенни был способен на человеческие чувства. — Потом он, очевидно, выхватил пистолет и застрелил ее?
— Господи, нет! Если бы он это сделал, он бы сейчас уже в Бродмуре [53] показания давал. Он просто встал и спросил ее, не осталось ли у нее чего-то из его вещей, и если остались, то он их заберет, чтобы больше не доставлять ей неудобств. Похоже, что, пока он лежал в госпитале, какие-то его вещи послали ей как ближайшей родственнице. Она ответила, что у нее есть кое- что, лежит в тумбочке для обуви. Мисс Смит, компаньонку, послали принести, и она вернулась со старой офицерской сумкой, обожженной с боков и грязной. Миссис Киббер предложила ему заглянуть в сумку и проверить, не обокрала ли она его, что он и сделал. Конечно, среди рваных военных рубашек и старых фотографий он первым делом заметил пистолет и патроны к нему. — Инспектор замолчал и покачал головой. — Не спрашивайте, как он туда попал, вы же знаете, что во время войны в госпиталях творилось. Миссис Киббер продолжала над ним насмехаться, а он в это время стоял и рассматривал пистолет, а потом и стал заряжать, почти не слушая ее. Можете себе эту сцену вообразить?
Кэмпион мог. Ему живо представилась красивая и, возможно, немного тесная комната, он увидел нежный блеск фарфора и гордое, насмешливое лицо женщины.
— После этого становится еще интереснее, — сказал Кенни. — Тут обе версии тоже сходятся. Миссис Киббер рассмеялась и сказала: «Что, застрелить меня хочешь?» Вудраф на это ничего не ответил, только положил пистолет в карман, потом закрыл сумку и сказал «до свидания». — Тут он на секунду задумался. — Обе свидетельницы говорят: после этого он сказал что-то насчет того, что «солнце уже зашло». Не знаю, что это значит. Может быть, обе женщины просто не расслышали. Сам он ничего не объясняет, говорит, не помнит, чтобы такое произносил. Но потом он вдруг взял со стола одну из любимых тетиных фарфоровых ваз и просто уронил ее на пол. Она упала на ковер и не разбилась, но старую миссис Киббер чуть удар не хватил. После этого жена увела его домой.
— С пистолетом?
— С пистолетом. — Кенни пожал тяжелыми плечами. — Как только девушке сказали, что миссис Киббер застрелили, она сразу заявила, что он ушел без оружия, что она якобы тайком вытащила пистолет у него из кармана и положила на подоконник. Представляете? Смех, да и только. Она смела и готова говорить что угодно, чтобы выгородить его, только эта бедная девочка не спасет его. В полночь его видели около дома.
Мистер Кэмпион провел рукой по гладким волосам.
— Ах, это, конечно же, весомый аргумент.
— Да. Нет сомнений, что это его рук дело. Произошло это, очевидно, так. Молодые люди вернулись в свою комнатушку примерно без десяти девять. Они в этом не признаются, но очевидно, что у Вудрафа случился один из тех приступов бешенства, которые делают его опасным для общества. Девушка оставила его (а я должен сказать, что она обладает над ним какой-то феноменальной властью) и, по ее словам, пошла спать, а он остался писать какие-то письма. Потом, уже достаточно поздно, он не помнит (или не хочет вспомнить), в котором часу, он ушел на почту. Сам он это не подтверждает и не опровергает. Не знаю, сумеем ли мы что-нибудь из него выудить — он какой-то странный парень. Зато у нас есть свидетель, который видел его примерно в полночь на Барраклоу-роуд, в том конце улицы, который ближе к Килберну. Вудраф остановил его и спросил, уехал ли уже последний автобус в восточном направлении. Ни у одного из них часов не было, но свидетель готов подтвердить под присягой, что это было сразу после полуночи. И это важно, потому что выстрел был сделан без двух минут двенадцать. Это время мы знаем точно.
Мистер Кэмпион, который делал какие-то записи, посмотрел на инспектора с некоторым удивлением.
— Быстро же вы свидетеля разыскали, — заметил он. — Он сам пришел к вам.
— Дело в том, что это был полицейский в штатском, — спокойно сказал Кенни. — Он живет в том районе и тогда возвращался со встречи одноклассников. Он шел домой пешком, потому что хотел проветриться перед тем, как его увидит жена. Не знаю, почему у него не оказалось часов. — Кенни нахмурился. — По крайней мере, если они и были, то не шли. Однако он хорошо рассмотрел Вудрафа. Вообще-то он парень приметный. Очень высокий, смуглый, к тому же он явно нервничал и был возбужден. Видя это, полицейский решил на всякий случай заявить.
Короткая улыбка Кэмпиона на миг обнажила его зубы.
— Вернее, ему показалось, что этот человек выглядел так, будто только что совершил убийство?
— Нет. — Инспектор остался невозмутим. — Нет, он сказал, что этот человек выглядел так, будто только что сбросил гору с плеч и был очень доволен.
— Понятно. А выстрел был сделан без двух минут двенадцать.
— Это мы знаем наверняка. — Кенни просиял и заговорил деловитым тоном: — Один из соседей услышал выстрел и посмотрел на часы. У нас зафиксировано его заявление и показания старой компаньонки. Остальных жителей улицы тоже проверяют, но пока больше ничего не всплыло. Ночь была холодная и сырая, поэтому большинство людей спало с закрытыми окнами. К тому же в комнате, в которой произошло убийство, висели плотные гардины. Пока что это единственные два человека, которые хоть что- то слышали. От звука выстрела сосед пробудился и окликнул жену (она не проснулась), но потом, наверное, опять заснул, поскольку следующее, что он помнит, — это крики о помощи. К тому времени, когда он подошел к окну, компаньонка уже выбежала на улицу в пеньюаре и втиснулась между фонарным столбом и почтовым ящиком, визжа во всю глотку. Дождь лил потоком.
— Во сколько это было?
По словам компаньонки, почти сразу после выстрела. Она уже несколько часов спала в своей комнате на третьем этаже в глубине особняка. Миссис Киббер не поднялась с ней, но осталась сидеть в гостиной за письменным столом. Она часто задерживалась там вечерами. Миссис Киббер была все еще очень
