себя; Батен посматривал, но чаще забывал.
После завтрака к нему присоединилась Эйли, уже привыкшая к мысли, что можно быть нормальным человеком, несмотря на службу в армии, Батен подозревал, что немалую роль в перемене ее мыслей сыграло письмо, которое он неожиданно для себя получил позавчера. Маме Инди передали его с продуктового баркаса, а Эйли, немедленно завладев письмом, тут же понесла его на делянку. Батен с удивлением посмотрел на конверт из тонкой плотной бумаги. Вместо привычных слов адреса на нем было начертано: «Б'Т'Н С ПЛ'Т». Он вытер мокрые руки о волосы и вскрыл конверт. Все послание было написано примерно в той же архаичной манере, которая была забыта в Империи, вероятно, уже лет триста.
Можно было, конечно, попытаться расшифровать сию криптограмму, но рядом была Эйли, умирающая от любопытства, и он попросил:
– Прочти, пожалуйста. Я по-вашему плохо понимаю.
Эйли прочитала. Младший гильдермейстер Павонис из Радикса приглашал Батена Кайтоса с Плато навестить его в удобное для него, Батена, время. Расходы по поездке Павонис брал на себя.
– И что это означает? – поинтересовался заинтригованный Батен.
Эйли, кажется, о чем-то догадывалась.
– Ходили слухи… – начала она нерешительно. – Нет, не буду… Может, ты совсем не для того нужен Гильдии Кормщиков.
Батен задумчиво рассматривал письмо.
– Сохрани его, – посоветовала Эйли. – Будет тебе вместо подорожной, если надумаешь ехать.
– Где ж я его здесь сохраню? – сказал Батен. – Отнеси в дом, пожалуйста.
С того дня Эйли начала задумчиво поглядывать на него – видимо, искала логическую связь между Батеном и Гильдией Кормщиков. Создавалось впечатление, что ей эта связь не очень нравится; зато к Батену она стала относиться как прежде, до памятного разговора об армии.
Так вот, на следующее после праздника утро Эйли снова залезла на трепалку к Батену и как всегда принялась молоть всякую чепуху, которая только детям кажется важной. Батен привычно слушал ее в пол- уха. Внезапно она закричала как резаная – Батен чуть не вывалился из трепалки:
– Стой, стой, зацепишь!
Батен застыл и глянул вперед. Прямо перед трепалкой разбухало прямо на глазах одно из ушек.
– Не трогай, – сказала Эйли. – Они не любят, когда их в это время чем-то твердым задевают. Могут схлопнуться и долго потом не надуваются вновь.
– Боги вы мои! – с тоской проговорил Батен. – Их же теперь с каждым днем все больше и больше будет!
– Ну да, – подтвердила Эйли, – и когда их станет совсем много, трепалки придется оставить.
– Но их теперь не надо трепать?
– Это, – Эйли указала на надувшееря ушко, – трепать не надо. А вот эти, вокруг, они же еще не надулись.
Батен пристально посмотрел на надувшееся ушко, потом вокруг, других таких не обнаружил, спрыгнул в воду и с горем пополам перетащил трепалку вперед; Эйли побежала обрадовать Кратериса.
Кратерис издалека ободрительно показал большой палец.
Теперь, когда Батен знал, что именно надо высматривать, работать пришлось медленнее.
Проклятые ушки надувались как заведенные; к ужину Батену довелось приметить еще штук десять. Судя по всему, на других делянках дело обстояло так же. Вечером на площадке у дома опять было оживленно – праздник продолжался. С соседних квадратов сигналили ракетами, что и у них пошло веселье.
Два дня спустя Батен тронул было трепалку, но, посмотрев на делянку, вздохнул и оставил трепалку на месте. Кратерис молча протянул ему мешок, в который, при желании, можно было бы всыпать пару бочек песка:
– Если они начнут всплывать, засовывай их сюда, а потом тащи вон в тот бак.
Батен посмотрел в направлении вытянутой руки Кратериса и кивнул.
Жизнь, кажется, становилась более веселой. В ней появилось разнообразие…
Он шел по своему ряду по пояс в воде, разводил руками ушки, одновременно посматривая по сторонам, не всплыл ли где поблизости очередной шар размером с приличную тыкву. Если да, то следовало быстрее бежать к нему и совать в мешок, пока он не начал метать икру. Как правило, всплывшие ушки с этим не очень торопились – видимо, ожидали, пока «шторм» вынесет их подальше в океан, – и только уже в мешке выпускали из себя голубовато-прозрачные ленточки с икринками размером не больше макового зернышка.
Эйли тоже совершенно перестала помогать маме Инди и бегала по делянке с мешком.
В баке шары, отметав икру, сдувались и превращались в бесформенные лоскутки, ничем не напоминающие ненадутые ушки.
После ужина на поле теперь не выходили. Садились вокруг бака с жаровнями, на которых калились ножи, отрезали сдувшиеся лоскутки, моллюсков бросали в один ящик, лоскутки в другой, икру вычерпывали в третий. По утрам ящики забирали дюжие ребята с продуктового баркаса.
Батена уже тошнило от запаха жженого шелка. Только ведь простым лезвием, даже самым острым, морской шелк не возьмешь – приходится разрезать его раскаленным ножом, другого выхода нет. Дохлые моллюски пахли поначалу странно, но вовсе не неприятно, но, полежав денек на солнышке, приобретали типичный запах падали, поэтому-то от них и старались побыстрее избавиться.
Вскоре Батену было уже безразлично: всплыли шары давно или только что, отметал моллюск икру или
