потом поставила гадальную чашу на землю и опять скрылась в фургоне.
На сей раз чаша в ее руках была золотой.
– Выпейте глоток этого вина, госпожа, – предложила она. – И вы, господа, тоже сделайте по глотку. Молодые люди исполнили ее просьбу.
– А теперь еще по глотку из гадальной чаши.
Аойда отпила и тут же выплюнула:
– Как горько!
Абант снова с недоумением сказал:
– Вода…
Пройт сделал глоток, закашлялся и глаза у него заслезились.
– О Боги! – выдохнул он наконец, едва отдышавшись. – Как огнем жжет!.. Что еще за шутки, старуха?!
– Лихие времена! – не обращая внимания на его негодование, вымолвила женщина, забрав из его рук кубок. – Хотела я молодой даме нагадать замужество, а господам – ратных подвигов, а получилось, что предсказываю им беды!
– Беды? – нахмурил брови Пройт. – Какие еще беды?
– Ох, господа добрые, – вздохнула ворожея. – Я ведь из Тестала еду, а там дела дурные творятся. К самым границам идет войско Абраксаса. Говорят, что сам он колдун, а войско его состоит из чудовищ, от которых нет спасения. Горе Тесталу, горе всей нашей благословенной стране!
Абант и Пройт переглянулись.
Аойда сказала:
– Абант, поехали домой. Мне страшно…
Абант согласился. Пройт шел рядом с лошадью, на которой ехала девушка, и то и дело оглядывался назад, на фургон.
В замке немного удивились тому, как быстро они вернулись с прогулки, но Абант объяснил, что они встретили беженку из Пограничья.
Весть эта встревожила замок: раз появились беженцы – значит жди войны. Всегда так было, так и будет всегда.
Аойда поднялась в свою комнату и села за шитье, Абант пошел к отцу поговорить о надвигающейся опасности, а Пройт посовещался о чем-то с астрологом, после чего вернулся к своему так и не расседланному коню, вспрыгнул в седло и ускакал.
Вернулся он к вечеру, когда Аойда, из-за недостатка света сложившая шитье в корзинку, занялась вязанием: вязать можно и не глядя – знай считай петли, позвякивай спицами да думай о своем.
Пройт кинул повод конюхам и поднялся в покои знатной гостьи.
– Ваша милость, – позвал он, деликатно постучав пальцами по двери. – Господин барон просит вас пожаловать к нему,
Аойда вышла в коридор и направилась было к покоям дяди, но Пройт остановил ее.
– В чем дело? – вскинула на него глаза Аойда.
– Простите, госпожа, – сказал Пройт. – Ваш дядя не звал вас к себе.
– Почему же ты меня вызвал? – спросила Аойда.
– Я хотел поговорить с вами.
Аойда нахмурилась:
– Не слишком ли ты много на себя берешь?
– Я хочу поговорить с вами о гадании на чаше, – сказал Пройт. – Я говорил с Акрисием- звездочетом.
– И что же?
– Сладкий медовый вкус – это к свадьбе, – сказал Пройт. – Ягодный сладкий – к легкой приятной жизни, резко-кислый – к болезни, горечь – к тяготам, жгучий – к позору…
– А вода? – Аойда была поражена известием.
– К смерти, – ответил Пройт. Он посмотрел ей прямо в глаза и выговорил: – Мы все обречены на смерть.
– На смерть, – повторила за ним Аойда, бледнея.
– Акрисий сказал, что гадание действенно на год, и в этот год нельзя гадать второй раз, за исключением того случая, если на человека были наведены чары, которые смогут изменить его судьбу.
– Значит, наши судьбы были изменены, – молвила Аойда. – И меня ждет горе, тебя позор, а Абант умрет. Пройт кивнул.
– Я догнал старуху, – сообщил Пройт. – Она подтвердила слова Акрисия и сказала мне: «Ты, может быть, еще не раз помянешь меня проклятием, но барышню я спасла…»
Аойда молчала.
