– Не тро-гай-те ме-ня. Не тро-гай-те…
– Хооорт! Хооорт! Где Хорт, собачьи дети? Хорт, черт плешивый, где ты?
– Барышня! Барышня! Найди Касю Одноглазого, это у Новой Церкви, слышь, скажи ему…
Я вырвала край юбки из цеплючей пятерни. Страж ловко прошелся древком копья по тянущимся в коридор рукам. Бледные пятна лиц в полумраке за решетками плавали и разевали рты как какие-то больные глубоководные рыбы. Они были совершенно одинаковы, я с трудом отличала мужчину от женщины, мальчика от старухи.
– Держись середины коридора, барышня, – велел стражник. – Не зевай, а то одежу порвут, идолы. А ну, руки прочь! Мало получил? Щасс еще приласкаю. – И снова во весь голос: – Эгей! Который здесь Ратер Кукушонок, отзовись!
– А Лахор Лягушонок вам не нужен?
– А Люм Зараза? Это я! Можа я спонадоблюсь? Бери не глядя, задарма…
– Мама… мамочка моя…
– Леста! Да пустите же вы, уроды… Леста, я здесь!
– Ратер?
Расталкивая шевелящиеся тела, к решетке пробился кто-то, такой же бледный, с больным рыбьим лицом. Грудью навалился на прутья, вжался лбом, протискивая в узкий промежуток черные бесформенные губы:
– Пришла… надо же… А я все гадал – придешь, не придешь…
– Это, что ли, твой воришка? – стражник на всякий случай занес древко.
– Да, это он. Любезный, выпусти его на два слова, пожалуйста!
– Еще чего, сбрендила, камеру отпирать! Так говорите. Через решетку. Щасс прочих отгоню… А ну убрали рыла, шушера!
Загремело копье о прутья, кто-то взвизгнул, кто-то захохотал.
– Ратери… – Я шагнула поближе, всматриваясь в чумазое неузнаваемое лицо. – Тебя били? Ох… бедный мой…
Глаза его сумасшедше блестели в темноте. Один был обведен траурной каймой и наполовину заплыл; на щеке чернела большая клякса – то ли ссадина, то ли грязь.
– Леста, я ничего не крал.
– Я знаю, знаю. У тебя нашли деньги, мои деньги. Почему ты не сказал, что они мои?
– Леста, слушай. – Холодные пальцы ухватили меня за запястья. – Нельзя мне было говорить. Тебя бы… это… как свидетеля. Позвали бы.
– Призвали как свидетеля. Конечно! Завтра, говорят, будет суд, я приду свидетельствовать.
– Нет. Не надо. Чем докажешь, что деньги твои? Ты хоть помнишь, скоко их там было, в кошельке этом?
– Э-э…
– Во. Я тоже ни черта не помню. А судейские тутошние, смекай, народ ушлый, начнут расспрашивать, кто ты, да откуда, да за какой корыстью приехала… врать начнешь, выворачиваться, а врать ты ни на полстолька не умеешь.
– Умею, когда надо. Я виновата, тебя из-за моих криков схватили…
Ратер пропихнул сквозь прутья руку почти до локтя и сгреб меня в охапку. Разбитые губы воткнулись в ухо:
– Не спорь, а? Ну, не спорь. Не надо мне такого, чтобы с тобой случилось что поганое. Ты смекай, ежели они неладное почуют, от тебя ведь ни в жизнь не отвяжутся. Ежели унюхают, какие сокровища за спиной у тебя … наизнанку вывернут … остров твой по камешку растащат… мантикора… на чучело пустят…
– Ратери…
– Нет, я сказал. Не надо… этого… свидетельств за меня. Не надо. Мне это не поможет, и тебе худа наделает – возьмут нас с тобой обоих за жабры.
– Что же тогда делать? Ты знаешь, что тебе грозит?
– Галеры. Или руку оттяпают, правую. Послушай, Леста. Послушай. – Он перевел дыхание, помедлил и сильно сжал мою ладонь. – Если хочешь помочь… Просто выкупи меня. Внеси за меня залог.
– Какой залог?
– Деньги. Полсотни авр. Мне тут сказали… знающие люди. Это как взятка, только законная. Залогом называется. Под залог меня отпустят. Ты ж потянешь отдать за меня такие деньги?
Он отстранился, заглядывая мне в лицо. Ни с того, ни с сего вспомнился Пепел – как он не более шестой четверти назад точно так же смотрел на меня, с абсолютно таким же искательным испугом в таких же невозможно расширенных глазах.
– Че? – нахмурился Кукушонок. – Не? Почему? Нельзя такую кучу из пещеры выносить? Или… Ты тогда про свирель кричала … она что, впрямь потерялась? Леста! Ты чего молчишь?
– А? Нет, я не молчу. Все в порядке. Я принесу деньги. Сколько ты сказал?
– Полсотни авр. Пятьдесят золотых.
– Эй, голубки! – окликнул стражник. – Давайте прощайтесь. Время идет. Не дай Бог, сменщик объявится.
– Свою долю затребует, – фыркнул Кукушонок. Потом наклонился и мимолетно коснулся исцарапанной щекой моих пальцев, вцепившихся в решетку. – Не забыла таки про меня, дроля белая. Пришла к дураку.
– Ну что ты говоришь, братишка. – Я погладила грязные, всклокоченные волосы. – Ты же по моей вине сюда попал. Ничего, потерпи немного, завтра ты отсюда выйдешь.
– Это верно. Выйти-то я выйду, да вот куда…
– Ратери!
– Ты… это. Если добудешь золото, не отдавай залог сама. Людей с большими деньгами пытать не принято, но береженого Бог бережет… снеси их к батьке моему, ладно? Да назовись как-нибудь позаковырестей. А на суд не ходи, мало ли что. И молодчина, что платье сменила, очень уж оно приглядное у тебя.
– Все, барышня, конец разговорам. – Стражник деликатно постучал меня пальцем по плечу. – На выход!
– Прощай, Леста. Если что… не поминай лихом.
– Ратер, прекрати! Все получится. Слышишь? Все получится!
Стражник уже двигался к выходу, унося с собой фонарь, пришлось спешно догонять. Узники снова загомонили, забубнили, прихлынули к решеткам, потянули со всех сторон растопыренные пятерни. Я оглянулась на Ратера – но не различила его в гроздьях облепивших прутья тел.
На улице уже сгустились сумерки. Я жадно вдохнула сладкий воздух свободы.
– Так того. – Стражник, щурясь, посмотрел на лоскуток неба, зажатый меж тюремных стен. – Как там насчет, чтобы поддержать кротость и это… человеколюбие в душе скромного блюстителя справедливости? – поскреб щетину на подбородке и восхитился. – Эк я завернул!
– Все в руце Божией, – ответствовала я. – А так же в руце моего спутника, коего ты, о предусмотрительный страж, оставил дожидаться по ту сторону ворот.
– Мда?
Страж отпер калитку и выглянул наружу.
– Эй, господин Подзаборник! Вылазь. Получи назад свою благородную госпожу. Эй? Заснул ты там, что ли?
Подвесив фонарь к копью, стражник осветил арку. И арка, и участок улицы за ней были пусты.
– Слинял твой Подзаборник, – констатировал страж. – Вместе с наградой за сострадание… сострадай теперь людям после этого… так и норовят вокруг пальца обвести, ядрит твою переядрит… Черт с тобой, барышня, проваливай подобру, пока я не передумал.
Я не заставила себя упрашивать и скоренько проскочила в калитку, а слова благодарности прокричала уже с воли. В ответ раздраженно лязгнул засов и все затихло.
Выйдя на площадь, я огляделась. Пусто. Только серая кошачья тень мелькнула в дальнем ее конце. Почему Пепел не дождался меня? Почему ушел? Что-то отвлекло его или ему просто надоело сидеть под
