каплями дождя окна, и силуэт его выделялся на сером фоне сумерек. Незнакомец был невысок, даже казался тщедушным, хотя на нем была толстая шуба. Эта шуба, так же как и коричневая фетровая шляпа, мягкий край которой прикрывал глаза, произвели на Стивенса неприятное впечатление, так как в первый момент ему почудилось, что перед ним Майлз Деспард. Но мертвецы не разъезжают на «мерседесах» с водителем за рулем, а именно «мерседес» стоял у края тротуара. К тому же вошедший приблизился, и Стивенс смог убедиться, что это был не мертвец.
Шуба незнакомца была сшита не по моде, и на вид ему было за семьдесят. Лицо у незнакомца было очень некрасиво, и, несмотря на выдающийся вперед нос, казалось похожим на обезьянье. Но тем не менее, лицо это производило впечатление привлекательного. Стивенсу почудилось в нем что-то неуловимо знакомое, но отчего возникло такое впечатление, он вряд ли смог бы сказать. Взгляд незнакомца, взгляд острый, циничный и злой, блуждал по комнате, затем остановился на Стивенсе.
– Я прошу извинить меня за вторжение, – проговорил гость. – Но мне надо побеседовать с вами, сэр. Я видел, как вы вошли сюда, и последовал за вами, так как я проделал большой путь только для того, чтобы познакомиться с вами. Меня зовут Кросс… Годен Кросс.
Глава XVIII
– Да, да, это действительно, я, вот моя визитка, – видя удивление на лице собеседника, подтвердил он. – Вам, наверное, кажется, что я выгляжу намного старше и куда как менее благообразно, чем на обложке моих книг. Это потому, что та фотография тридцатилетней давности. Она была сделана до того, как я попал в тюрьму. – Он, предупреждая возражения, поднял руку в перчатке и продолжал: – Вам также, наверное, кажется, что мои авторские гонорары, как бы значительны они ни были, все же недостаточны для того, чтобы разъезжать на автомобиле вроде этого, – показал он в сторону улицы. – Вы совершенно правы. Но когда я отправлялся в тюрьму, у меня уже была довольно кругленькая сумма, а поскольку я не имел возможности израсходовать из нее ни крупицы, она возросла до целого состояния; к ней я прибавил еще и авторские гонорары, так как в тюрьме у меня было достаточно времени, чтобы писать. На моем примере прекрасно видна разница между финансистами и писателями. Первые вначале зарабатывают, а потом садятся в тюрьму. Вторые садятся в тюрьму и там уже сколачивают состояние. Я полагаю, мистер Аткинсон извинит нас, если вы, мистер Стивенс, пожелаете поехать со мной.
Он приоткрыл дверь, и Стивенс, совершенно обескураженный, подчинился. Шофер вышел, чтобы открыть перед ними дверцу машины.
– Прошу вас, – сказал Кросс.
– Куда мы едем?
– Понятия не имею, – сказал Кросс. – Везите туда, куда захотите, Генри.
Мотор работал негромко. В отделанном серым лимузине было уютно и покойно. Кросс уселся в углу длинного сиденья и не отрывал глаз от Стивенса. Лицо его по-прежнему выражало какую-то смесь злости и цинизма, но к ним добавилось еще кое-что, чему дать определение Стивенс был не в силах. Достав из кармана портсигар, Кросс предложил гостю сигару.
– Итак?
– Итак что? – в свою очередь спросил Стивенс, и, испытывая острое желание закурить, взял сигарету.
– Вы по-прежнему ослеплены ревностью? Я спрашиваю вас об этом, потому что ваша жена, которую я, кстати, видел впервые прошедшей ночью, проехав уж не знаю сколько миль в автомобиле, разбудила меня, чтобы забросать вопросами. Она ночевала под моей крышей, но помимо того, что с нами была гувернантка миссис Мергенроуд, уже один мой возраст вполне достаточен, чтобы успокоить вас. Я полагаю, вы догадались о том, что ваша жена отправилась ко мне. По крайней мере, вы должны были догадаться, если бы даже были глупее, чем я думал о вас.
– Однако, – заметил Стивенс, – если не считать Огдена Деспарда, вы, безусловно, самый нахальный из всех моих знакомых! Ну, а так как вы предложили говорить открыто, я готов подтвердить вам, что смешно было бы считать вас опасным соперником.
– Вот и прекрасно! – закудахтал Кросс и сухо заметил: – Однако почему же? Вы – молоды, я – умен. Вам рассказывал обо мне ваш директор Морли?
– Нет, – поразмыслив, ответил Стивенс. – Он лишь спрашивал, не встречался ли я с вами. И все. Где сейчас Мэри?
– Она дома. Но давайте пока не будем спешить к ней. Видите ли, молодой человек, – продолжал Кросс, развернувшись и продолжая курить сигару, – мне семьдесят пять лет, и я изучил уголовных дел больше, чем можно было бы изучить их за сто семьдесят пять. И все это благодаря тем двадцати годам, которые провел в тюрьме. Я приехал дать вам один совет только для того, чтобы доставить удовольствие вашей жене.
– Я благодарен вам за это. Кажется, я сейчас сделаю то, чего не должен был бы делать, – сказал Стивенс, вынимая из кармана фотографию Мари Д'Обрэй, – однако, если у вас такие намерения, не можете ли вы объяснить мне, что это означает? И почему Мэри стала разыскивать вас? И откуда у вас такое имя – Годен Кросс?
И снова Кросс негромко закудахтал:
– А, так вы попытались, значит, сделать кое-какие вы воды! Именно этого и боялась ваша жена. Мое имя действительно Годен Кросс, и я имею полное право носить его. Хотя до того, как мне исполнился двадцать один год, я назывался Альфредом Моссбаумом. Нет, нет, не думайте, что здесь какой-то криминал! Я – еврей, и, как все великие люди моей нации, горд тем, что принадлежу к ней. Без нас в мире наступит хаос. Но я также еще и эгоист и нашел, что мое еврейское имя Альфред Моссбаум не очень благозвучно. Я думаю, что вы согласитесь со мной. Видите ли, преступление с детства привлекало меня. Я присутствовал на огромном количестве знаменитых процессов, а, достигнув сорока лет, чтобы доказать, что преступление вещь исключительно простая, сам совершил его. Вы, наверное, уже готовы посмеяться надо мной: а дальше, мол, для того, чтобы показать, как легко избежать наказания, вы двадцать лет провели в тюрьме! Все так, друг мой. Но виновность моя была открыта единственно возможным способом: моими собственными стараниями. Напившись однажды, я похвалился содеянным.
Он выпустил облако дыма и развеял его быстрым движением руки.
– Но какие прекрасные перспективы открылись в тюрьме для человека моего рода занятий. Я стал доверенным лицом начальника тюрьмы. Представляете, что это значит? Для меня это была возможность прикоснуться к источникам всех великих уголовных дел. Я познакомился со знаменитыми убийцами лучше, чем судьи, перед которыми они представали, лучше чем присяжные, приговаривавшие их. Я познакомился также с теми, кто их ловил. Я попал в самую гущу уголовного мира и не стал искать смягчения наказания и даже не пытался освободиться под залог. Я жил за государственный счет, накапливая то, что можно было затем превратить в деньги.
– Интересный взгляд! – заметил Стивенс.
– Конечно, были и темные пятна на той светлой картине, что я вам сейчас обрисовал – пребывание в тюрьме могло нанести вред моей литературной карьере. Однако, искупая свою вину перед обществом под легко запоминающимся именем Годена Кросса, я вовсе не стремился снова стать Альфредом Моссбаумом. Но, желая исключить возможность установления сходства между Годеном Кроссом, заключенным в тюрьму за убийство в 1895 году, и Годеном Кроссом, который только что начал карабкаться на литературный Олимп, я позаботился о том, чтобы создать мнение, будто мне всего сорок лет, и потребовал, чтобы на обложках моих книг помещали только очень старую мою фотографию.
– Ах, значит, речь шла об убийстве?
– Разумеется, – с не перестававшим удивлять Стивенса цинизмом ответил Кросс. – Поймите, я специалист именно по этой части. Не случайно ваша жена отправилась разыскивать меня. Ей достаточно было пробежать глазами лишь первую главу рукописи, чтобы удостовериться в том, что мне известны такие факты, о которых она даже понятия не имела.
– Факты, касающиеся чего?
