сторону. Поддается! Однажды она передернула плечами и спросила:
— Что уставился?
В другой раз показала язык. Ничего, Гошка потерпит. А как-то пришла раньше других, уселась на последнюю парту и что-то писала. Когда кто-то вошел, смяла листы и убрала.
Сковородкин стоял за шкафом и наблюдал. Его то в жар бросало, то в холод. Когда было уже много ребят, он незаметно вышел и, оттеснив Шмелеву в угол, прямо сказал:
— Шурша шагами, швырнул шпагу швейцару.
— Да ну тебя! — и убежала.
Гошка опять подошел к ней и прошептал зловеще:
— Шамбабамба.
— Сам шамбабамба! — и даже не дрогнула.
Сковородкина это озадачило. Тогда он решил достать записки, которые спрятаны у нее в фартуке. Тайные, конечно, записки. Тогда ей некуда будет деваться. На уроке он обдумывал план. Может, затеять драку? Или придумать игру, в которой надо выворачивать карманы?
— Сковородкин, — сказала учительница. — Что с тобой случилось?
— Мне к доске?
— Нет, не к доске. Что случилось, спрашиваю. Ты плохо слушаешь.
— Ничего, Нина Дмитриевна.
— Тогда будь внимательнее.
Сковородкин стал внимательнее и заметил, что Миша Капустин что-то украдкой пишет. «Странно, — подумал Гошка. — Чего это у нас все прячут?» На перемене он подошел к Капустину.
— А ты не играешь? Мы давно играем. — Миша показал листок. «Пекинский поп посетил парикмахерскую. Парикмахер попался плохой, подстриг плешиво. Парикмахер получил подзатыльник, потом полетел под помойку. Попу прокричал: «Плати пятьдесят пятаков, паршивец!»
— Понял? — спросил Миша. — Все слова должны на одну букву начинаться. На «п» много слов, а на некоторые мало. Понял?
Сковородкин, кажется, понял. «Шпион шпионил… Шурша шагами, швырнул шпагу…»
— Шурша шагами — это тоже твое?
— Ага. Ты читал? Вот на «ш» очень трудно.
— А что это «Шамбабамба»?
— А это так.
Ничего себе так. Вот дать бы подзатыльник, чтоб полетел под помойку… или как там?
— Ну, а Шмелева при чем?
— Да ни при чем, — засмеялся Капустин. — На «ш» просто.
Тьфу ты! Шамбабамба. Такая шамбабамба, что лучше никому не рассказывать.
Петя Субботин очень любит читать. Все, конечно, любят читать, но когда начнется какая-нибудь игра, можно и совсем забыть про чтение. А Петя наоборот, как начнет читать, так и про игру забудет.
И на улице Субботин читает. Афиши и объявления. Как-то он стоял возле афиши, и к нему обратился прохожий.
— Ты что же безобразничаешь?
Петя удивленно посмотрел на мужчину.
— Зачем угол оторвал?
— Это не я. Что вы?
— Да ты тут давно вертишься. Я тебя с той стороны еще заметил.
— Я читал.
— А зачем тебе читать? Ты же на вечерние представления не ходишь.
— А все равно интересно. Вот тут написано: «Горе…», а дальше оторвано. Какое горе?
— «Горе от ума». Вот какое.
— От ума? А разве от ума бывает горе?
Мужчина засмеялся:
— Ты в школу не опоздал?
— А сколько сейчас? — встревожился Петя.
— Без двадцати час.
— А-а, нет. Нам к часу. А школа вот она.
— Зачем же ты так рано вышел? — спросил мужчина. — Замерзнешь.
— Нет, я всегда так. Пока иду, читаю. И как раз приду.
И правда, пришел вовремя. Это в тот день было, когда решали задачу про молочную ферму. Пол-урока тогда бились, чтобы узнать, сколько корова дает в день молока. Наконец решили — двенадцать литров.
— У всех такой ответ? — спросила Нина Дмитриевна.
— У меня другой, — сказал Петя. — У меня полтора литра. Ребята засмеялись.
— Ты опять напутал, Субботин. И мог бы сам догадаться. Ну что это за корова, которая дает полтора литра? Каждый знает, что корова дает гораздо больше.
— Так я и догадался, Нина Дмитриевна. И я знаю, что больше, если она… фактическая корова.
Петина соседка фыркнула, а любопытный Сеня сразу повернулся:
— Какая фактическая?
Пришлось Пете объяснить.
— Это все получается из-за очковтирательства, Нина Дмитриевна. В этих… в сводках. Это я в «Крокодиле» читал. «Машка и бумажка» называется. В конце там было написано:
— Неужели?
— Честное пионерское. Вот я сперва подумал, что ошибся, а потом подумал, что у меня, может, и есть такая корова, которая коза. То есть коза, которая… Да что они все смеются?
Но и Нина Дмитриевна смеялась тоже.
— Ах ты, читатель «Крокодила», — сказала она потом.
На втором уроке разбирали сочинение о поездке в Останкино. Нина Дмитриевна зачитала несколько лучших рассказов. Потом открыла Петину тетрадь.
— Все свое сочинение ты посвятил статуе Венеры. Это хорошо, что ты ценишь произведения искусства.
Петя расплылся в улыбке.
— А твое объяснение, отчего Венера безрукая — просто целое открытие.
— Ага, — сказал Петя. — Я сам недавно узнал.
— Догадываюсь, что недавно, — продолжала учительница. — Потому что до сих пор считали, что при раскопках не были найдены руки этой статуи. Так она и осталась без рук. А ты пишешь, что Венера имела дурную привычку… грызть ногти. И отгрызла себе руки выше локтей.
— Правильно, — сказал Петя под общий хохот.
— Откуда же такие научные сведения? — спросила Нина Дмитриевна. — Не из «Крокодила» ли опять?
— Ага, — кивнул Петя. — Опять. Там была картинка про Венеру. Одна тетенька говорит своей дочке: «Если ты будешь еще грызть ногти, с тобой случится то же самое». Тогда я сразу догадался, что эта Венера себе руки отгрызла. Ага. А когда я на экскурсии ее увидел, так все про это и думал, а больше уж ничего не видел. Поэтому и написал все только про нее.
Нина Дмитриевна стала объяснять Пете, что это юмор, шутка. Так это и надо понимать.
— А-а, — протянул Петя. — Понял.
