– Не в этом смысле, – сообщил клинический идиот.
– Я не выйду за тебя замуж. Семейная жизнь строится на уважении.
– И не только.
– Для тебя главное секс!
– Я же сказал, что ты дура.
Узколобый мерзавец! Вот кто ты, Димитрий. Тебя надо поставить в угол за дуру. Из-за тебя я разучилась держать себя в руках. С этим надо покончить. И я это сделаю, не беспокойся. У меня все по плану.
Зазвенел звонок моего мобильника. Димитрий в три прыжка оказался у моей сумки. Выдернул телефон и нажал кнопку.
– Слушаю, – сказал он.
Я покрылась холодным потом. С головы до ног. Он нажал отбой и протянул телефон мне.
– Кто это был? – Я не узнала свой голос. Я не узнала свои губы. Они были чужими.
– Какая-то женщина. – У него спокойное лицо.
– Это, наверное, мама. – Меня отпустило, и я почувствовала облегчение.
Я испугалась не Димитрия. Я испугалась того, что Игорь может услышать чужой мужской голос по моему мобильному телефону. Мобильный телефон – это личная территория, чужие там не ходят. Все нормальные женщины не могут найти телефон в своей сумке. Телефон звонит, они роются в сумке часами и не могут его найти. Я презирала их за их безалаберность. Теперь я осознала свою ошибку. Это инстинкт самосохранения. Подсознательный, безусловный рефлекс. А у меня даже в сумке все разложено по полочкам. В ней идеальный порядок. Телефон лежит в специальном кармашке, где и должен лежать. Я проклинаю свою педантичность! Я слабоумная, тупиковая ветвь эволюции. Все остальные женщины – продукты идеального хода естественного отбора, их оружие – женская хитрость и интеллект высшего порядка, уровень которого недоступен для узколобых. Получается, я в числе узколобых. Мужественная женщина. Как отвратительно!
Я легла спать, отправив Димитрия в угол. На его половину кровати. Он должен быть наказан за телефон и за дуру.
– Ну, зачем же сразу ядерное оружие?
– Я не использую оружие. Это холодная война и железный занавес. – Я засунула голову под подушку.
– Завтра тоже будет холодная война и железный занавес? – спросил Димитрий, засунув голову под мою подушку.
Я сделала вид, что сплю. Димитрий отпал, как сухой лист. Он становится смирным и ручным. Есть преступление, нет наказания. Может, я ему надоем? Поскорей бы!
Все клоны – одноклеточные. Им только одно подавай, не надо даже особо стараться.
Я вспомнила, как одна моя знакомая купила индийский эротический набор со съедобными кремами, которые можно было слизывать, с какой-то особой пудрой и даже со страусовым пером. А зачем, собственно? Другая моя знакомая всякий раз надевала красивое белье, ее муж злился и вопрошал: к чему одеваться, если все равно все снимать? Он все время путался в застежках ее бюстгальтеров, застежки постоянно меняли географию от одного бюстгальтера к другому.
Женщины конкурируют друг с другом не ради мужчин, а ради женщин. Хорошо одетая, с высокой самооценкой женщина вселяет неуверенность в соперниц и мимоходом привлекает одноклеточных.
Я сравнила отношения полов с бильярдом. Женщина – кий, мужчина – шар. Чем больше игроков, тем больше киев. Шары-мужчины выстраиваются «свиньей», женщина выбирает наиболее уязвимое место и бьет по заветному шару. Если повезет, то заветный шар попадает в лузу, если нет, то в лузу попадает ненужный шар от рикошета. Иногда приходится брать и такой. Совсем плохо, если женщина не умеет играть в бильярд, тогда в лузе не оказывается никаких шаров, даже случайных. Умение играть в бильярд может прийти с годами, но кий уже не тот, рука неверна, сил не осталось, острота зрения ухудшилась. Результат может оказаться совсем неожиданным.
– Всему свое время, – тихо вздохнула я.
Утром Димитрий, пока я спросонок не успела опомниться, добился своего.
Узколобый мерзавец! Как я его ненавижу! Убила бы!
Я снова пария. Я грязная. Грязнее клошара. Я заехала домой перед работой и выскребла, вычистила, ликвидировала из себя все следы его биожидкостей. Я опоздала на работу впервые, но это было важнее больных. Я перестала бы себя уважать.
Я только вошла в кабинет, как зазвонил мобильник.
– Будешь рыпаться, – спокойно сказал Димитрий, – я оторву твою башку от туловища. И закопаю.
Мой мобильник стал влажным и липким от моего холодного пота. Я испугалась не за себя. Я испугалась за Игоря. Плевала я на себя! Я не знаю, на что способен Димитрий, но я знаю, на что способны деньги. Они могут пройтись паровым катком по чужой жизни. Изгадить, истоптать, изломать, опозорить. Даже без насилия и убийства. Деньги – это инструмент власти. Самый совершенный в мире. Им трудно противостоять. Они унизят так, что потом никогда не разогнешься. Они испачкают так, что не отмоешься никогда.
Я посмотрела на небо и попросила:
– Освободи меня от Димитрия. Любым способом. Каким угодно. Тебе лучше знать.
Глава 11
Ко мне в кабинет явились Месхиев, Капустин и Ломова. Капустин и Ломова – мои однокурсники. Оказалось, что Капустин и Месхиев в дружбе. Они проходили вместе повышение квалификации. Оказалось также, что Ломова до сих пор не замужем, но планы у нее вполне определенные. Планы Ломовой – Капустин. Не нужны очки, чтобы это заметить. Капустин надежно осел в ее цепких руках.
– Откуда часики? – спросила меня Ломова. – Сколько брюликов на циферблате?
У меня скромные внешне, но дорогие часы. С бриллиантами на циферблате. Без всякой помпезности. Терпеть не могу помпезность. Но Ломовой очки никогда не были нужны. Она видит под водой и над землей. Она – нежный циклоп. У нежных циклопов острое зрение, острый нюх, острый слух и вкрадчивый голос. Поищите глазами вокруг себя, нежных циклопов полным-полно и становится все больше и больше.
– Да. Откуда часики, Зарубина? – повторил говорящий попугай Капустин.
– Откуда? От любви, – улыбнулся углом рта Месхиев. – Передаются половым путем.
Я чуть не заплакала. Честное слово. Что со мной творится? Но когда меня припирают к стенке, я сжимаю зубы и улыбаюсь. Знаете, как это называется? Выкуси! Никогда не показывайте вида, что вас задели. Даже очень умные люди могут попасть в глупое положение, если застать их врасплох.
– Тебе этот вымпел, Месхиев, никогда не перейдет, – сказала я, покачав ногой.
– Мне и не надо.
– Ну, и иди работать!
Месхиев остался торчать в моем кабинете.
Мерзкий ублюдок! Даже шутки без акушерки родить не может. Импо! Что я так разъярилась? Я совершенно перестаю себя контролировать. Надо взять себя в руки. Срочно!
– Зарубина у нас всегда была железной кнопкой. Будь осторожнее, Месхиев, – посоветовала Ломова. – Твое мокрое место на стенке даже не найдут.
Это кто говорит? Нежный циклоп! Страшный, как смертный грех, и вязкий, как суперклей. Акула-меч и черная вдова в одном лице. Нет слов! Мне стало смешно. И беседа потекла по куртуазному руслу.
Я еле выпроводила Капустина и Ломову, сказав, что надо работать. Месхиев остался торчать в моем кабинете.
– Что надо? – спросила я.
– Ничего. – Месхиев покачал ногой.
– Слушай, Месхиев, чему ты завидуешь? Дорогим вещам?
– Не-а, – Месхиев встал. – Я вымпел хочу.
– Чао! – Я помахала ему ручкой.
Месхиев отправился калечить хирургических больных. Хотя, если честно, он хороший врач. Дай бог больному попасть в такие руки.
Слава богу! В боевой обстановке я стала самой собой. До конца рабочего дня еще далеко.
Через полчаса явился Седельцов. Он обшарил глазами мой кабинет. В который раз.
