Китайская военная стратегия

Искусный боец не впадает в гнев. Тот, кто искусен в сражениях, не спешит воевать. Тот, кто искусен в использовании своих подчиненных, держится с ними скромно. Это называется добродетелью отказа от соперничества, использования других и постижения тайны Неба».

69.

У знатоков военного дела есть такое суждение:

«Я не смею быть хозяином, а лучше буду гостем.

Я не смею продвинуться на вершок, а лучше отступлю на шаг».

Это называется: «выступать, не выступая»,

«Закатывать рукав, не обнажая руки»,

«Побеждать, не враждуя»,

«Держать в покорности, не применяя войск».

Нет большего несчастья, чем презирать противника.

Кто презирает противника, тот разбрасывает мои сокровища.

Посему, когда войска сошлись для жестокой битвы,

Кто скорбит, тот победит.

Комментарий Ван Чжэня: «Тот, кто поднимает войска первым, – хозяин. Тот, кто откликается ему вслед, – гость. Мудрый государь использует войска лишь по необходимости и откликаясь на действия противника, поэтому он всегда находится в положении “гостя”. Он не смеет продвинуться вперед хотя бы немного и предпочитает намного отойти назад. Секрет применения “глубинной пружины” (цзи) войны заключается в том, чтобы быть внимательным к неприятелю. Поэтому, даже когда противник наступает, он не выстраивает войска, а не выстраивая войска, не идет в наступление. Поэтому и говорится, что он “двигается, не передвигаясь”. Если он не идет в наступление и умеет обороняться без усилий, для чего ему засучивать рукава? Оттого его противники сами собой исчезают. Нет большей беды, чем легкомысленно относиться к противнику. Из двух воюющих сторон победит та, которая больше печалится о войне».

78.

В целом мире нет ничего мягче и слабее воды,

Но вода лучше всего побеждает то, что прочно и твердо.

Ибо ничто не может ее изменить.

То, что слабое одолеет сильное, а мягкое – твердое,

Знает весь мир, а исполнить никто не может.

Вот почему премудрые люди говорили:

«Кто берет на себя грязь царства,

Тот может быть господином его алтарей.

Кто берет на себя беды царства,

Тот может быть повелителем мира».

В прямых речах все говорится как будто наоборот.

Из послесловия Ван Чжэня: «Мирное правление – голова войне, а война – орудие мирного правления. Эти две рукоятки власти нужно применять одновременно. Поэтому говорится: “Забыть о войне – значит подвергнуть себя опасности. Любить войну – значит готовить себе погибель”. Оружие можно использовать, но его не нужно любить. Им можно сражаться, и его нельзя забывать. Мудрый правитель использует войска не потому, что гневается или соперничает с кем-то и не из-за своей алчности или пристрастий. Он хранит оружие для того, чтобы предостеречь недобрых и напугать нечестивых, а не для того, чтобы использовать его в битвах. Правитель должен прежде заботиться о своей добродетели, а уж потом применять войска. Когда он не считает необходимостью даже необходимое, он может вести войско. Когда его подчиненные считают необходимостью даже то, что не является необходимым, война будет успешной. Поэтому в “Каноне Пути и Совершенства” сначала говорится о принципах совершенствования себя и управления государством и о безмолвном наставлении, а потом сообщается о глубоких истинах использования войск».

Чжуан-цзы, или Сила духовности

В наследии Чжуан-цзы (IV–III вв. до н. э.) мы находим самобытное развитие главной темы даосизма – духовного преображения человека, вернувшегося в лоно несотворенного всеединства бытия. Чжуан-цзы наделен вкусом к углубленным размышлениям и незаурядным писательским талантом. Он изъясняется оригинальными притчами и диалогами, полными игры ума, фантазии и юмора. Он умеет заставить читателя улыбнуться – и обнаружить в том, что кажется смешным, очень серьезную истину. Он много говорит о духовном совершенствовании, ему принадлежит ряд классических образов и формулировок, обозначавших в Китае состояние духовной просветленности – «ясность утренней зари», «пребывание в забытьи», «духовное соприкосновение» и др., – но ему чужд менторский тон и унылый техницизм языка. В своей оценке политики и цивилизации Чжуан-цзы следует Лао-цзы: мудрый правитель, по его словам, «предоставляет мир самому себе», так что подданные вообще не замечают его присутствия; безличные законы и правила вредны, ибо заставляют мерить всех единым стандартом и в результате «отрубать ноги журавлям и вытягивать ноги уткам»; разговоры о «справедливости» и «долге» – любимое занятие негодяев; жажда успеха и приобретений – верный признак духовного убожества и т. д. Свой положительный идеал Чжуан-цзы связывает с образом «настоящего человека древности» – загадочного, почти невообразимого сверхчеловека, живущего «одной весной со всем сущим» и наслаждающегося неизъяснимым блаженством «беспредельных странствий духа».

При всем ее мистическом пафосе философия Чжуан-цзы, как и вся китайская мысль, имеет практическую направленность. Многие персонажи книги Чжуан-цзы – мастеровые люди, и притом именно мастера своего дела, хотя их мастерство проистекает не столько из технического умения, сколько из «любви к Великому Пути», что означает открытость сердца зиянию бытия, способность предоставить всем вещам возможность быть тем, что они есть. «Настоящий человек» Чжуан-цзы, подобно мудрецу Лао-цзы и даже Конфуцию, обладает секретом настоящего стратега: устраняясь из мира, он обретает над миром власть. Ему нет нужды хитрить, интриговать, угрожать, с кем-то воевать. Его оружие, перед которым бессилен мир, – это «пустота сердца», дарующая необыкновенную чувствительность, и даже – поскольку речь идет о возвращении к исконной матрице бытия – способность прозревать все события в самом зародыше, еще до обретения ими внешней формы. Его истинный подвиг и есть принятие бездонной глубины жизни в самом себе – глубины, охватывающей даже смерть.

Таким образом, Чжуан-цзы, презиравший «реальную политику» вообще и войну в особенности, внес весомый вклад в продумывание духовных посылок человеческой практики, его проницательная мысль раскрывает самое существо стратегического действия, преодолевающее оппозиции субъекта и объекта, идеала и действительности, цели и средств. И хотя Чжуан-цзы едко высмеивал властолюбцев всех мастей, невозможно представить китайскую политическую теорию без его рассуждений о силе просветленного духа, незримо правящей миром.

Из книги «Чжуан-цзы»

Премудрый мясник

Повар на кухне разделывал бычьи туши для царя Вэнь-хоя. Взмахнет рукой, навалится плечом,