В состав корпуса включены дивизии «Адольф Гитлер», «Мертвая голова», «Райх»…»
Это было время непосредственно после мощного удара Красной Армии, обрушившегося на немцев на северном участке их фронта и потрясшего до основания здание стратегии вермахта. Была прорвана блокада Ленинграда. Войска Ленинградского и Волховского фронтов, пробивавшиеся навстречу друг другу, соединились.
В феврале 1943 года Гитлер прибыл в Запорожье и провел там трехдневное совещание высшего генералитета. На совещании присутствовали Манштейн, Йодль, Клейст и многие другие. Гитлер требовал остановить продвижение войск Красной Армии и подготовить такое контрнаступление, которое проложило бы немцам путь к конечной победе в войне.
«Мы создали такие танки, самолеты и орудия, каких до сих пор нет ни у кого. Поэтому я решил подготовить и провести грандиозное сражение, каких еще не знала история. Колоссальной силой оружия, созданного гением немецкого народа, мы окончательно и навсегда уничтожим Красную Армию и сделаем это в самом сердце России», – заключил Гитлер свое выступление на совещании.
Первые, еще неясные сведения о новой операции немцев Вале принес Кузнецов. Это было через два дня после совещания в Запорожье. Затем аналогичная информация поступила из Здолбунова от «жениха» Вали Николая Приходько. Кстати, ему совсем не в тягость была роль «жениха», так как он на самом деле был неравнодушен к Вале.
– Едва дождался назначенного часа, чтобы пойти к тебе. Снилась ты мне всю ночь, – заявил Николай, войдя в комнату.
– Ладно уж, не придумывай, – отшутилась Валя.
Улыбка осветила ее приятное, чисто русское лицо, но вид у нее был усталый: под глазами пролегли темные дуги, веки покраснели.
Приходько передал Кузнецову большой пакет, а сам прилег на диван отдохнуть. Кузнецов вскрыл пакет и углубился в изучение содержимого. Время от времени он посматривал в окно, наблюдая за улицей.
Вдруг он резко встал со стула и взволнованно воскликнул:
– Немцы! Коля, приготовься на всякий случай.
… Между, тем к дому приближались два офицера из числа новых приятелей лейтенанта Зиберта. В руках у них были какие-то свертки. Появление незваных гостей не очень беспокоило Кузнецова, если бы не одно обстоятельство: через несколько минут наступало время сеанса радиосвязи с Москвой, переносить который было крайне нежелательно. Предстояло передать очень важную информацию. Задумавшись на секунду, Кузнецов сказал Вале:
– Быстро ложись з постель. Ты больна, понимаешь? Приходько – на кухню! Будь начеку!
Валя мигом разделась и забралась под одеяло. Уши она закрыла большими кусками ваты, а потом обмотала голову широким бинтом. Кузнецов помог ей быстро наложить повязку. Красивая радистка на глазах превратилась в непривлекательную девчонку, у которой болели то ли зубы, то ли уши.
– Теперь лежи спокойно, – сказал ей Кузнецов и пошел встречать гостей.
Дверь гостям открыла теща Ивана Приходько – Берта Грош. Сделав вид, что польщена визитом немецких офицеров, она радостно приветствовала их словами:
– Пожалуйста, господа офицеры, милости просим настоящих немцев в дом. Господин Зиберт в своей комнате просматривает свежую почту. Я немедленно сообщу ему о вашем приходе.
– Кого я вижу! – воскликнул Кузнецов, встречая гостей. – Мартин Клаус и Мартин Лауда! Какая удача! Хорошо, что пришли, а то я уже не знал, чем заняться сегодня вечером. Теперь все в порядке.
– Я не зря говорил Мартину, что в этом проклятом городе нет гостеприимнее офицера, чем Пауль Зиберт, – весело сказал гауптман Клаус, отличавшийся высоким ростом. – Мы, пруссаки, всегда и во всем первые, – самодовольно подчеркнул он свое землячество с Зибертом.
– Каждый кулик свое болото хвалит, – парировал Мартин Лауда. – Тем не менее, если быть объективным, нельзя не признать, что с нами, австрийцами, едва ли кто сможет соперничать. Мы, господа, подарили человечеству великого фюрера! Что вы на это скажете?
– Друзья мои, – с серьезным видом и очевидной дозой патетики в голосе обратился Пауль Зиберт к офицерам, – немецкая нация едина, и каждая ее часть по-своему величественна. Но я полностью разделяю гордость гауптмана Мартина, который родился в городе, давшем миру безусловного лидера немецкого народа и всех настоящих арийцев на земном шаре, нашего дорогого и великого Адольфа Гитлера. С огромным удовольствием на протяжении многих лет я тщательно изучаю все сказанное и написанное им и не перестаю поражаться новизне, свежести и гениальности его идей и мыслей. Вот, например, только сейчас, друзья мои, я просматривал фронтовые иллюстрированные журналы и наткнулся на одну из таких идей. Позвольте, я вам ее процитирую! Речь идет о положении под Ростовом, который атакуют славные воины вермахта:
– «Мы оказались перед необходимостью сократить число местных жителей. Эта мера представляет собой часть нашей миссии по сохранению германского народа. Нам надо развивать методы уничтожения людей… Я имею в виду ликвидацию целых расовых групп. Мы уже делаем это. Грубо говоря, я вижу в этом свою задачу. Жизнь сурова, значит, и мы должны быть суровы. Если я бросаю элиту немецкой нации в пекло войны и делаю это без жалости и сожаления, значит, я тем более имею право устранить с лица земли миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как грибы». Зачитав цитату, лейтенант Зиберт энергично выбросил правую руку в нацистском приветствии и воскликнул:
– Хайль Гитлер!
Оба немца вскочили со своих стульев и ответили Зиберту в той же манере.
– А мы, земляк, явились к вам не с пустыми руками! – сказал Клаус, развязывая шпагат и снимая бумагу с картонной коробки.
В ней оказались четыре бутылки ликера, бутылка шампанского, два батона первоклассной колбасы и круг сыра.
Застолье началось.
– Эх, кабы дамы украсили наше общество! – подстрекательски засмеялся темноволосый подвижный австриец.
В это время гауптман Мартин навострил уши, словно борзая, почуявшая добычу, и повернул голову к двери, ведущей в соседнюю комнату.
– Если я не ошибаюсь, господа, – он показал пальцем на дверь, – оттуда доносится покашливание какой-то особы.
– Мартин, не выдумывай. А потом мы же заняты сегодня. Вчера мы договорились о свидании с официантками из «Дойчегофф», разве ты забыл об этом? – пытался урезонить Клаус австрийца. – Кроме того, это немецкий дом, не забывай!
Но захмелевшего Мартина было трудно переубедить.
– Хороши же вы, Зиберт. У вас в гостях находится дама, а вы ее скрываете от нас. Пожалуйста, покажите вашу красавицу!
– Какая там красавица, – махнул рукой Зиберт. – Это больная родственница хозяина дома. Она нам испортила бы веселье.
«А что, если Клаус и Лауда пришли ко мне совсем с другой целью, – подумал Кузнецов, – может быть, дом уже окружен эсэсовцами?»
Зиберт пытался и так и этак усмирить Мартина, но тем временем и Клаус принял его сторону и тоже стал требовать, чтобы Зиберт представил им свою затворницу. Настал момент, когда оба немца с шумом поднялись из-за стола и двинулись к двери, за которой находилась Валя.
«Что делать?» – пронеслось в мозгу Кузнецова. Не спуская глаз с немцев, Кузнецов сунул руку в карман и осторожно снял с предохранителя свой вальтер, с которым никогда не расставался. Он подскочил к двери, опередив немцев, и распахнул ее.
Взору фашистов, напиравших на Кузнецова сзади, предстала кровать, на которой лежала больная.
Гитлеровцы несколько опешили. Немного погодя Мартин все же попытался выйти из неловкого положения:
– Имею честь, фрейлейн, от моего имени и от имени моих коллег, просить вас украсить наш стол своим присутствием., Общество девушки немецкой национальности в этой суровой русской пустыне представляет для нас исключительное значение.
