– Ясненько,- Сашка заулыбался.
– Вот и вы туда же,- Иван привстал, чтобы уйти.
– Ты ещё и обидчивый,- удержал его Сашка.
– Будешь тут обижаться. Кому не скажу, одни усмешки. Надоело.
– Не оттого я усмехнулся, что это хохмочки. Не дуйся.
– Хорошо,- Иван сел.
– А информацию где в этой глуши берёшь?
– Раньше сводки заказывал, караванщики привозили. Сейчас на голодном пайке. Собирался через радарную станцию договориться,- он смолк.- Теперь Пешкова снимут после вашей с армейскими встречи. Так, наверное.
– А в Европу не желаешь?
– Хотел бы. Если возьмёте. Но только в случае удачных переговоров с военными. Если нет – останусь здесь. Я – стрелок.
– Тогда принимай,- Сашка подал руку.- Но тоже с условием.
– Слушаю,- Иван хлопнул Сашку по руке.
– У тебя новый снегоход?
– Совсем. Раза два ездил. Ещё есть старый, но на добром ходу.
– Я с тёткой переговорил, она обещала подготовить всё, что мне надо по списку. Ты заберёшь. Там на двое саней соберётся. Мне свой старый подгони. Если с военными всё будет нормально, мы через посёлок поедем с Проней. Тут тебя и захвачу.
– Когда тёте позвонить?
– Завтра с утра.
– Если это всё, то я пойду. Времени не хочу на застолья тратить,- Иван встал, и быстро одевшись, юркнул в двери, ни с кем не прощаясь, всем было явно не до него.
Глава 11
Сашка с Проней больше суток просидели в бане, закрывшись от всех. Готовились к встрече с военными. Обмозговали всё, со всех сторон, и сошлись на том, что сделать невозможное будет невозможно. Такой получился у них парадокс по имеющимся скудным данным. Думали до головной боли.
– Всё, Проня,- Сашка встал с лежака и начал приседать, разминаясь.- Хватит. Нет желания больше крутить. Может, кривая куда выведет, нелёгкая.
Проня, не поднимая головы, которая покоилась на скрещенных руках и насвистывая что-то, ответил:
– Она заведёт. Держи карман шире. В лучшем случае на цугундер. Ты вот что ещё знай. Они гарантий не дали. И мы можем со встречи угодить прямо в кутузку.
– Пусть сначала поймают. Они теперь стреляные. Либо полк с собой поволокут (а его не спрячешь), либо поостерегутся.
– Будем надеяться. Но бережёного Бог бережёт.
– Господь от меня отказался, ну, и я на него плюнул. Предпочитаю сам сторожиться от всех напастей.
– А их, всех напастей, столько, что не подладишься, иные и обойти, как бы ты не мастырился, нельзя.
– Давай с ними без условностей. В наших местах они никого не смогут выявить, из этого и будем исходить.
– У меня на этот счёт своя теория.
– Сдаюсь. Уморился. Пойдём похлебаем и завалимся спать до вечера. Три дня добираться до радарной, может в дороге мысль толковая придёт.
– Дважды покушать приглашать мою персону не надо,- Проня вскочил, накинул куртку.- Это я завсегда готов.
Ночью собрались отъезжать.
– Сашунька, ты только не груби им сильно,- напутствовал отец, он был в хорошем настроении, несмотря на очевидную непредсказуемость сложившейся ситуации,- а то твоей королеве сватать будет некого.
– Бать,- Владимир подал Сашке унты,- вот тему нашёл.
– А чего у вас морды кислые? Где это видано, чтобы впрок хоронили?
– Они не щи хлебать едут,- не поддержал шутки отца Владимир,- там как угодно обернуться может: или пан, или в дерьме.
– Так и я про это. Графскую одёжку они примерять не дадут, сами с усами, а в дерьмо совать – это ли новость,- не унимался отец.- Ага, вот и старый Ло шкандыбает.
– Несёт что-то дельное,- сказал наобум Сашка.
– Матёрый ты стал, однако. Из воздуха чуешь. Точно подметил, есть кое-что,- дед Ло подмигнул своими раскосыми глазами.- Подь со мной в баньку, но только один.
– Хотите что-то передать?- Сашка замер, но дед уже вошёл в баню, пришлось его догонять.
– Вот прочти,- старик протянул листок.
– Письмо,- Сашка прочитал вслух.- Ясное дело, лагерное. От кого и кому?
– Это, Санька, Суровцев Пётр Игнатьевич сыну своему Серёже из магаданской Чёрной Горки писал. Последнее наставление и напутствие. И вот фото ещё имеется,- он протянул фотографию.
На пожелтевшем от времени фотокартоне были сняты двое в лагерных бушлатах с номерами: худые лица, голодные глаза.
– Кто это?- Сашка присмотрелся внимательно.- Так, дед, один явно Суровцев, а второй?
– Это хороший козырь,- Ло закрыл в удовольствии глаза.- Второй – это мятежный матрос из Кронштадта. Через два года после освобождения из лагеря умер. Туберкулёз. Он с двадцать первого года на лагерных нарах. Я его сюда притянул. Мы с ним пять лет до войны сидели, потом разбросало. Так.
– Кто сын Суровцева?- спросил Сашка, не желая играть в загадки.
– Панфилов Сергей Сергеевич.
– Дедушка Ло. Кто придёт на встречу, не знаю? Может, два конвойных. Информация хорошая. Люди приходят и уходят, незаменимых нет, Панфилова завтра снимут с должности, и нам снова пыхтеть – потеть.
– Ещё, Санька, кольцо обручальное,- дед подал колечко.- Там внутри надпись: 'Любимой моей Тоне'. Как оно к матросику попало – не могу сказать. Такие вещи в лагере сохранить было трудно, исключительный случай, но Суровцев в письме обращается к жене 'Тонечка', значит, это её обручальное. Возможно, при аресте обменялись.
В баню ввалился Проня:
– Так, всё. Саня, двигаем. Времечко скрестить шпаги приближается.
– Баламут,- обозвал Ло Проню, голова которого исчезла в дверях.
– Дед, если не воспользуюсь, выброшу у мосточка на заставе Пантейлемона.
– Хорошо.
На реке брат Владимир прогревал снегоход. Сашка сбежал с обрыва, сел за руль, Проня сзади.
– Держись,- предупредил Сашка,- а то сдует.
– Крути,- ответил Проня.
Глава 12
