— Я вас умоляю! Это Бидо надо сказать спасибо.
— Бидо?
— Да, я вам все потом расскажу. Флик… Вы не очень… — Джон запнулся и в конце концов пробормотал: «устали», — он отлично понимал, как смехотворно сейчас звучит это слово.
— Я отдохну несколько дней… Вечер был… ужасен. Вам надо бросить заниматься этим делом, Джон. Эти люди не вполне нормальны.
— Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было, но надо завершить начатое. Они не говорили при вас о девушке по имени Мари-Франсуаза?
— Да. Ее, кажется, похитили, но девушка сбежала.
— Тем лучше для нее!
— Спокойной ночи, Джон. И действуйте осторожно. Я буду все время думать о вас.
Мэннеринг повесил трубку, выключил свет и закрыл наконец глаза.
Через минуту он спал глубоким сном.
На следующий день около полудня Грюнфельд вошел в комнату, где томилась в заключении Минкс.
Молодая женщина лежала на кровати. От нее осталась только тень: тусклые волосы, безжизненные глаза, мертвенно-бледная кожа. Минкс давно не умывалась и не подкрашивала лицо — на щеке явственно проступал шрам, постоянно дергающийся от нервного тика.
Машинально, без всякой надежды молодая женщина взмолилась:
— Дай мне одну понюшку, Лью, только одну!
— Иди одевайся. Получишь свою дозу и все, что захочешь.
Минкс бросилась было выполнять приказ, но чуть не упала. Грюнфельд подхватил ее под руку, и они вместе поднялись на верхний этаж. Там Лью вытащил из кармана пакетик из белой бумаги и протянул Минкс. Молодая женщина торопливо направилась в свою комнату.
— Потом приходи ко мне в кабинет.
Минут через десять порог кабинета переступила уже совсем другая женщина. Накрашенная, причесанная, в строгом платье из серого джерси она, казалось, полностью восстановила прекрасную форму. И только слишком сильно сжатые ноздри выдавали недуг.
Грюнфельд, сидя перед секретером, раскладывал бумаги. Лаба, развалившись в кресле, подпиливал ногти. Он бросил на Минкс восторженный взгляд.
— Быстро же вы приходите в себя!
Минкс ослепительно улыбнулась, а Грюнфельд сердито рявкнул:
— Я тебя позвал не глазки строить! На, держи, — он вытащил из секретера плоский пакетик, обернутый пергаментом. — Этого тебе надолго хватит!
Молодая женщина жадно вцепилась в пакетик. Грюнфельд перешел на диван.
— Сядь-ка рядом со мной, моя красавица… Давненько мы с тобой не беседовали в спокойной обстановке…
Минкс послушно села рядом, и Грюнфельд положил жирную лапу ей на колено. Женщина вздрогнула от омерзения, но промолчала.
— Может, мне лучше выгати? — спросил, не вставая с кресла, Лаба.
— Дурак! — любезно отозвался Грюнфельд. — Минкс, мне нужна твоя помощь. Ты этого еще не знаешь, но из-за твоей глупости Мэннерингу удалось бежать. Да-да, он выбрался через туннель, несмотря на высокий прилив. Я так до сих пор и не понял, как ему это удалось! Черт, а не человек… Признаюсь тебе честно, я бы предпочел работать вместе с ним, а не против… Но это дело прошлое. Он звонил мне сегодня ночью.
— Звонил?
— Не беспокойся, не сюда, а в Баттерси.
Минкс изумленно вытаращила глаза.
— И это при том, что наш тамошний дом знают всего несколько человек: ты (но у тебя самое лучшее алиби, можешь не нервничать), Лаба, Арамбур и Гарстон. Я, конечно, сразу исключаю Лаба…
— Весьма польщен, — проворчал француз.
— …И Арамбура, с которым у Мэннеринга не было никаких дел. Итак, остается Гарстон. Только не спрашивай, каким образом Мэннерингу удалось выяснить адрес Гарстона и вообще пронюхать о его существовании, — я сам ни черта не понимаю!
— А может, он выследил его вчера через старикашку, который вырвал у меня из рук деньги? — заметил Лаба.
— Верно! Об этом я не подумал…
— Но Гарстон не мог проболтаться, Лью, он тебя до смерти боится!
— И не зря! — Грюнфельд злобно хихикнул. — Так вот, первая твоя забота, Минкс, — выяснить, что стряслось с Мэтью.
— Нет ничего проще! Он от меня мало что скрывает.
— Знаю, знаю… Подумать только, этот кретин проболтался тебе, что купил Звезду и собирается перепродать Леверсону! Он воображает, будто ты его любишь, этот жирный павлин! Все-таки мужчины иногда бывают полными идиотами!
— Не правда ли? — пробормотал Лаба, бросив иронический взгляд на своего шефа.
— Договорились, Лью. Ближе к вечеру я схожу к Гарстону.
— Только не очень поздно. Я хочу, чтобы ты потом зашла к Мэннерингу.
— К Мэннерингу???
— Да… — В водянистых глазках появилось выражение звериной жестокости. — Надеюсь, ты сумеешь вести себя прилично. Однажды ты уже полюбезничала с ним, и довольно. Ты же не хочешь вернуться в третью комнату?
— Но при виде Минкс Мэннеринг может тут же заподозрить подвох, — вмешался Лаба.
Молодая женщина самоуверенно улыбнулась.
— Не думаю… в тот раз я уговаривала его присоединиться к нам… и я знаю, что ему сказать… Мэннеринг воображает, будто я только и мечтаю, как бы сбежать от тебя, Лью, и уже предлагал мне помощь.
— Отлично. Я хочу, чтобы ты сказала ему, будто бриллианты в Баттерси, а по вечерам там никогда не бывает ни души… Пусть только сунется туда — и мы от него навсегда избавимся!
— Мэннеринг ни за что не поверит! — повторил Лаба.
— Не забывай, что он чудовищно самонадеян.
— А если он явится с сообщником?
— С каким это?
— Да со стариканом, о котором я вам говорил…
— А, тот, что тебя так здорово облапошил… Ты хоть уверен, что это был не Мэннеринг собственной персоной?
— Вы смеетесь, патрон? Ему не меньше шестидесяти лет, и эти жуткие зубы…
— Тогда это точно не Мэннеринг, — начала было Минкс, — у него неотрази…
Ледяной взгляд Грюнфельда заставил ее умолкнуть.
— Ну что ж, тем хуже для старикана! Ты хорошо поняла меня, Минкс?
— Все будет в порядке. Если бы всегда было так легко зарабатывать себе на жизнь!
— Ваша жизнь… — с отвращением проговорил Лаба, — и у вас хватает бесстыдства? Это коку вы называете своей жизнью?
— Я тебя уже предупреждал, Лаба, что не желаю ничего слушать на эту тему. Каждый волен поступать как хочет. Да или нет?
Француз холодно взглянул на главаря.
— С условием не терять голову и не рисковать ни своей шкурой, ни чужими.
Минкс поднялась.
— Пойду готовиться.
— Отлично. Я весь день пробуду в Баттерси. В случае чего найдешь меня там. Лаба и Арамбуру
