диван, обтянутый черной кожей. Украшавшая стену картина с изображением коровы, написанная масляными красками, отлично сочеталась с гравюрой в серых тонах с каким-то абстрактным рисунком.

В центре гостиной стояла женщина. Ее облик, олицетворявший собой шик и роскошь, служил венцом всему ранее увиденному. Белокурые, средней длины волосы, жемчуг невообразимых размеров в ушах и на шее… Кардиган из последней коллекции Dior накинут поверх безупречно скромного платья из льна, подчеркивающего фигуру, выточенную лучшим пластическим хирургом Европы…

Она подошла ко мне чуть ближе и протянула руку жестом, без сомнения предписанным правилами Французской Академии. После короткого пожатия руки (здесь даже больше подходит глагол «стиснуть») она сказала «enchantee»[94] и приняла мой мини- букет, практически ничем не выдав мыслей о том, что этот цветочный карлик не особо потрясает воображение.

Затем она пригласила меня присесть на диван, пока сама отлучится за вазой, а мужу велела немедленно предложить гостю аперитив.

За внешней обворожительной любезностью этой леди чувствовалась бескомпромиссность, вооружившись которой она в любой момент кинется защищать собственное реноме с бейсбольной битой от Lui Vuitton.

Хозяйка вернулась с фарфоровой вещичкой в стиле арт-деко, которая на Портобелло-роуд ушла бы по стоимости автомобиля, и с парочкой ребят, которые, очевидно, приходились ей детьми.

Парень был студентом: босые ноги, потертые джинсы; дороговизну балахонистой футболки выдавал логотип; длина волос уже почти тянула на дреды. Юноша, представленный Жан-Мари как Бенуа, поприветствовал меня вялым рукопожатием.

Девушка по имени Элоди оказалась более интересной. Она походила на мать цветом волос, но биты в ее арсенале, скорее всего, не было. Судя по выбору одежды, дочка частенько обращалась к маме за кредиткой, но не за советами по составлению гардероба в классическом стиле. Фигурку Элоди облепили тряпочки с дизайнерскими лейблами, из-под которых затейливо выглядывало нижнее белье: кружевные лямочки черного бюстика и, как я заметил позже, с гордостью выставленные напоказ стринги. Она являла собой именно тот тип женщины, от которых Крис, мой друг, всегда меня предостерегал. Ням! Элоди с таким порывом сжала мою протянутую руку, что та чуть не онемела.

— Элоди учится в Эшерсэй, — объявил Жан-Мари.

«Наверное, какой-нибудь скромный университет в английской глубинке», — подумал я. Когда присутствующие с недоумением отметили, что я несильно впечатлен, мне объяснили, что это Высшая коммерческая школа, самая дорогая во Франции. При этих словах я продемонстрировал ожидаемую реакцию и с восхищением посмотрел на девчонку, за что и был вознагражден довольной улыбкой.

— А Бенуа изучает медицину, — сказал Жан-Мари таким голосом, будто зачитывал приговор.

— Нет, папа. — Усмехнувшись, Бенуа сообщил отцу, что сменил факультет на биологический.

— Биологический!

Это заявление несколько удивило главу семейства, и, пока мы не спеша наслаждались шампанским и птифурами, семейная ссора набирала обороты. Поводом послужил вопрос: когда же их сын (которому предположительно было около двадцати пяти) определится окончательно? Чем он хочет заниматься в этой жизн? Время от времени Жан-Мари переключался на английский и спрашивал меня что-то вроде: «А чем ты занимался в двадцать пять?» — после чего снова пускался в наставление своего отпрыска.

Дочь, похоже, находила эту ситуацию забавной: она не переставала улыбаться мне, говоря глазами: «Не переживай, это вполне стандартная ситуация». Она с каким-то особым изяществом поглощала птифуры. Деликатно, но ненасытно.

Думаю, что за ужином я не уронил себя в глазах хозяев, используя для каждого блюда предписанные ему столовым этикетом приборы. Ну разве что для устриц мне не требовалось ничего дополнительного. Я просто последовал примеру остальных и выжал лимонный сок в открытые ракушки (еще живые устрицы вздрагивали от неожиданных прикосновений), прежде чем отправить их в рот. Процесс доставлял определенное удовольствие. По вкусу устрицы слегка напоминали солоноватую бронхиальную слизь с кислинкой лимона.

Когда подали практически сырой стейк из говядины, я принялся орудовать зазубренным ножом, — говядина была приобретена, по словам мадам, у ее «изумительного мясника» из местных. Я искренне надеялся, что ее мясник закупал мясо не у Жан-Мари.

Покончив с кровоточащим мясом, я вытер салфеткой оставшийся на губах сок и перешел к овощам. Подали gratin dauphinois,[95] являвший собой картофель под сырной корочкой, запеченный в орехово-молочном соусе, и стручковую фасоль, обильно приправленную маслом.

Дабы не попасть впросак в приличном обществе, я предпочел не надрезать камамбер или бри закругленным кончиком своего ножа и сразу же перешел к сыру под названием канталь, который отличался превосходным острым привкусом. Он чем-то напоминал полутвердый чеддер и лишь слегка отдавал запашком, так характерным для потных ног атлета.

И вот очередь дошла до десертных ложки и вилки из дорогого серебра: на столе красовался gateau mi-cuit au chocolat — шоколадный бисквитный пудинг. Так же как и мясо, он оказался слегка непропеченным. Ощущения схожи с оральным сексом, но во рту, кроме всего прочего, еще и какао-масло…

Помимо того, что я должен был расточать восторженные отзывы о блюдах, мне приходилось отвечать на вполне банальные вопросы об Англии.

— Неужели ваша мама и правда готовит рождественский пудинг за полгода? — Это был вопрос мадам.

— А во всех английских пабах танцуют стриптизерши? — Тут лежала сфера интересов Бенуа.

— А легко ли молодому человеку, который с трудом находит в себе силы окончить университет, отыскать работу в Англии? — Провокационный вопрос прозвучал, как вы понимаете, из уст моего шефа.

— Англичане боятся женщин? — Еще более провокационный — со стороны Элоди.

Мы сидели на диване и обсуждали мои затруднения с поиском жилья. Элоди хихикала, пока я рассказывал о своих злоключениях с агентом по недвижимости, а потом вдруг выдала тут же созревшую идею:

— Он же может спать со мной!

Я чуть было не опрокинул свой кофе на причинное место. Одного взгляда на мадам было достаточно, чтобы понять — она целится туда же.

Конечно, Элоди была намеренно дерзкой.

— У меня в квартире одна комната свободна. Пол мог бы занять ее, — предложила она на безупречном английском.

— Но твоя квартира не настолько дорога в обслуживании, чтобы ты приглашала кого-то с целью сократить собственные затраты, — возразила ей мадам, прибегнув к родному французскому.

Видимо, в качестве гостя я ее устраивал, но не вызывал доверия как потенциальный сожитель ее дочери, претендующий на пару полок в общем холодильнике.

— Да, мам, квартира и вправду стоит копейки, следовательно, Полу она будет стоить ровно половину этих копеек.

— Квартира принадлежит тебе? — спросил я Жан-Мари, пытаясь дать ему шанс вмешаться и высказать свое строгое «нет».

— Нет, она принадлежит государству, — тут же пояснила Элоди. — Я бедная, лишенная средств к существованию студентка, поэтому и живу в дешевой, ничем не примечательной квартирке. Это что-то вроде… как их называют в Бронксе? В обычном многоквартирном доме.

О! Еле перебивающаяся принцесса! Я уже рисовал в мозгу картинку: крыши нет, вместо туалета вонючая дыра, земляной пол. Нет уж, спасибо, плавали — знаем!

— Элоди, я очень благодарен, но…

— Я покажу тебе. Когда тебе удобно прийти взглянуть? Скажи мне свой номер телефона!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×