Нет разве?
— Месье Лассе, у меня к вам очень серьезный вопрос.
Он слегка заерзал в кресле, и мне показалось, что я уловил в его движениях попытку буквально на физическом уровне создавать впечатление честного человека. Широко распахнутые глаза, определенный наклон головы…
— Есть какие-то трудности, связанные с продажей этого дома? — спросил я. — Какая-то скрытая проблема, в силу которой никто не хочет его покупать?
— Скрытая проблема? — Он попытался пожать печами в духе истинного француза, но уж слишком зарос провинциальностью, чтобы с блеском продемонстрировать этот жест. Парижское пожатие плечами раз и навсегда развеяло бы закравшуюся у меня мысль, словно какую-то абсурдную идею. Он же просто попытался отмахнуться от ответа.
— Вы — юрист, — сказал я. — И я задал вам вполне законный вопрос. Если вы не можете ответить, я найду другого юриста. Для начала, меня настораживает то, что вы представляете интересы обеих сторон в этой сделке. Как вы считаете, это в порядке вещей?
На этот раз он даже не пожал плечами.
— Месье Лассе! У Жан-Мари какие-то свои трудности, связанные с этим домом?
Плечи месье Лассе поникли.
— Ладно, — сказал он, — но я не уверен, что это может стать обоснованной причиной для отказа от подписания договора.
— Что за причина?
— Во Франции люди смотрят по-иному на некоторые вещи…
— На какие же?
— Для многих в этом потенциальная возможность рабочего места, новых перспектив в бизнесе…
— В чем в этом?
— В новой атомной электростанции.
ФЕВРАЛЬ: Make Amour not war[127]
Во Франции вас неизбежно ждет встреча с чем-то новым, ранее неведомым вам в вопросах любви. Это нечто особенное. То, что делает нас, англоговорящих, до смешного несведущими в искусстве соблазнения.
Вся суть в том, что
Не «лон-же-ри» и не «лон-же-рей»! А «лан-жри»!
Французы совершенно не понимают нашего произношения. Ты пытаешься сказать француженке, что хочешь купить ей что-нибудь из «лон-же-ри», а она — в замешательстве. В лучшем случае она решит, что ты хочешь купить ей что-то в
Алекса совершенно не принадлежала к тем девушкам, что тают, завидев красивое белье. Она предпочитала красоту естественной наготы, и мне это ой как нравилось.
Учитывая, что начинался февраль, месяц всех влюбленных, я начал размышлять, что бы мне преподнести Алексе в качестве подарка.
Может, удачным вариантом будет романтический уик-энд в Венеции?
Однажды вечером, когда мы нежились в объятиях друг друга, ловя из-за стены ласкающие ухо звуки по сей день длящегося отсутствия Элоди, я спросил Алексу, была ли она когда-нибудь в Венеции.
— Нет.
— А хотела бы поехать? — Я нежно целовал ее в висок, пытаясь навеять приятные мысли о романтичной Италии.
— Мне даже думать не хочется о путешествии в таком климате.
Видимо, в моем поцелуе все же не было должного налета Венеции. Наверное, ему надо бы быть более влажным, напоминающим о заполненных водой каналах.
— Ты имеешь в виду, что там чересчур холодно?
— Нет. — Она вынырнула из моих объятий и приподнялась, усаживаясь в кровати. — Я говорю о политическом климате, естественно.
На самом деле надо признать, что мировое сообщество уверенным шагом шло к развязыванию очередной войны.
Или, вернее, отдельные англоговорящие страны пытались убедить ООН подтолкнуть всех к активным действиям.
— Это путешествие может повлечь серьезные опасности, — добавила Алекса. — Из-за войны в Ираке мусульмане решат, что мы ненавидим их, и террористические акты будут повсюду.
— Ты права. Жаль, Ширак никак не наберется смелости пожурить Саддама за его несносное поведение, — выразил я свою позицию.
Окончательно отпрянув, Алекса удивленно уставилась на меня.
— Ты что, решил поиронизировать? — напряженным тоном спросила она.
— Совсем нет!
Однако мой ответ она восприняла как ироничное «да».
— Никак не могу понять вас, британцев! — раздраженно кинула моя подруга. — Вы зачем-то поддерживаете американцев, когда все их действия сводятся к защите исключительно собственных интересов.
За последние недели мне уже набили оскомину подобные высказывания, и я уже не мог не реагировать.
— Что? А Ширак не защищает интересы собственной страны? А контракты на поставку нефти между «Elf»[129] и Саддамом? А тот факт, что Саддам должен Франции миллиарды долларов и то, что американцы хотят аннулировать долги в случае падения его режима? А то, что Франция оперативно среагировала и отправила свои войска в страны Африки для защиты собственных интересов? Скажешь, не так? Эти внезапные приступы пацифизма кажутся мне не чем иным, как желанием и француза накормить, и улитку в живых оставить.
— Улитку? При чем тут она?
Я попытался объяснить, что это была попытка сострить, но она перебила меня:
— Как бы там ни было, просто в глубине души ты ненавидишь Францию.
— Что?
— Да, именно так, вслед за всеми англосаксами.
— Почему французы называют всех англичан англосаксами? Англосаксами были племена волосатых блондинов с рогатыми шлемами на головах, захватившие территорию Британских островов еще в Средневековье. У меня что, на голове шлем, увенчанный трофеями из рогов?
— По внутренней сути ты именно такой. Все вы викинги. Захватчики.
— Да? Конечно, мы совсем не похожи на французов, распаливших всю эту ненависть между мусульманами и западными странами, перерезав одному Богу известно сколько алжирцев во время колониальной войны. И конечно, это не французы всеми силами пытались сохранить свою колонию во
