Попивая вино, Бернис смотрела на Дэвида Леппингтона. Тот улыбался и непринужденно болтал с Электрой. Темные брови весьма привлекательно поднимались над по-мальчишечьи живыми синими глазами.
Что он видит, когда она переводит эти синие глаза на меня, спросила себя Бернис. Это была давняя ее игра. Она соскальзывала в нее без особых усилий. Она представляла себе, что смотрит на саму себя чужими глазами. Может, ему нравятся мои светлые волосы и карие глаза. Но он, наверное, считает меня наивной и нескладной по сравнению с Электрой, которая может с такой уверенностью процитировать Шекспира или наизусть прочесть строчку-другую из Китса или Оскара Уайльда и ни разу не споткнуться.
И синий лак для ногтей был ошибкой, Бернис, пожурила она себя, с неприязнью поглядев на ногти, как будто они исподтишка сами окунулись в синее, когда она отвернулась. Из-за них я похожа на четырнадцатилетнюю пустышку. А теперь они говорят о чем-то таком, о чем я понятия не имею. Энштейн, это кто? Скульптор? Или поэт? Или, может, даже художник? С тем же успехом он может быть второстепенным персонажем из «Рен энд Стимпи»[8]. Скорее бы обед кончился, тогда я смогу вернуться к себе.
Бернис подумала о видеокассетах в чемодане, лежащем на дне платяного шкафа. Подумала о человеке в очках. Подумала о том, что ходит по ночам за ее дверью.
Завтра я спущусь в подвал. Я стану детективом и выясню, кто такой — или кем был — человек в очках, и узнаю, что с ним сталось.
— Электра, не могли бы вы пройти на кухню?
Бернис с усилием оторвалась от своих грез. Одна из буфетчиц разговаривала с Электрой.
— А это не может подождать, пока я не выпью кофе?
— Там у черного хода вас спрашивают.
— Кто?
— Он не назвался.
— Мужчина? — Электра насмешливо усмехнулась. — М-м-м, быть может, у меня удачная ночь. — Она промокнула губы салфеткой. — Извините меня на минутку, долг зовет.
Электра величаво выплыла из комнаты, буфетчица исчезла следом.
— Внушительная женщина, — с улыбкой обратился Дэвид к Бернис. — Несладко придется тому, кто выведет ее из себя.
4
Джейсон Морроу припарковал машину возле общественного туалета в городском парке. Строение было погружено в кромешную тьму. На фоне встающей луны видны были лишь верхушки деревьев.
Он помедлил не более секунды, потирая шишковидный костяной нарост над бровью.
Давай же, покончи с этим. Потом сможешь вернуться к своей мисс Пигги и обнять бутылку водки у телевизора.
Он выбрался из машины, как можно беззвучнее закрыл дверь; вот он я, расстроено подумал он, крадусь, как вор в ночи.
Легким шагом он двинулся к мужскому туалету.
Он не был геем. Он врезал бы любому, кто хотя бы предположил такое. Только вот время от времени у него возникала эта бредовая потребность. Стоило удовлетворить ее, и его ожидали недели, даже месяцы свободы. Ладно, он занимается сексом с мужчиной. Но он все-таки продолжал говорить себе, что он не гей. Сама мысль об этом вызывала у него отвращение. У него только есть этот порок... это пристрастие... этот зуд, который надо почесать.
Он вошел в общественный туалет. Писсуары были грязными и воняли всем тем, что собралось в забитых стоках. Освещение шло от единственной флуоресцентной лампы, которая гудела и мигала под потолком. Здесь местные голубые встречали своих друзей... только ведь он не голубой, мрачно повторил он. Это же просто причудливая потребность, которую время от времени надо удовлетворять. Да что там, однажды утром он проснется и поймет, что ему никогда больше это не потребуется.
Может, в одной из кабинок заперся какой-нибудь мальчик. Тогда на все уйдет не более десяти минут.
Черт... кабинки были пусты.
Что теперь? Поехать в Уитби?
Нет, на это уйдет слишком много времени.
Может, если он подождет пару минут, какой-нибудь из этих грязных педиков все же появится.
Он закрылся в одной из кабинок. Пятна в чаше писсуара. Влажный ковер туалетной бумаги на полу. Граффити, выцарапанные на плексигласе дверей и стен.
Катились минуты. Он ждал в тишине. Напряжение. Стук сердца. Отвращение в предвкушении жалкого, грязного, отвратительного акта, который он собирается совершить.
Кто-нибудь юркнет в туалет. Он знает это. Над туалетом витал дух неизбежности, будто предвосхищение осужденного убийцы, которого вот-вот отведут на электрический стул.
Гудит, мерцает лампа. Вонь въедается в горло.
Внезапно сердце у него будто оступилось. Он задержал дыхание и прислушался.
И услышал легкие шаги за дверью.
Наконец кто-то пришел.
Во рту внезапно пересохло. Он отодвинул задвижку и открыл дверь.
И в этот момент свет погас.
5
— Оставим его?
— Прости? — озадаченно переспросила Бернис.
Когда Электра не вернулась с кухни, Бернис отправилась выяснить, что происходит. Электру она застала выглядывающей в окно кухни, откуда открывался вид на задний двор гостиницы. На губах хозяйки играла странная улыбка.
— Оставим? — повторила Электра и кивнула на окно. — Знаешь, как приблудного щенка или игрушку?
По-прежнему ничего не понимая, Бернис выглянула в окно. В ярком электрическом свете на заднем дворе она увидела молодого человека. Лицо его было испещрено татуировками. Он перетаскивал ящики с пивными бутылками со склада во дворе к двери черного хода. В свете галогеновой лампы его тень казалась гигантским чудовищем, неуклюже волочащим искривленное тело по стенам заднего двора.
— У него такой вид, как будто он только что бежал из тюрьмы. — Бернис поежилась. — Мне он совсем не нравится.
— М-м-м... — мечтательно согласилась Электра. — Есть в нем, однако, что-то неотразимое. Ловишь себя на том, что смотришь на него во все глаза?
— На мой взгляд, он похож на монстра. Он, наверное, грабитель.
— Во всяком случае, он приносит пользу, учитывая, что Джим снова не удосужился явиться.
— Кто он?
Электра пожала плечами.
— Он просто появился у двери и попросил работы в обмен на жилье.
Бернис потрясенно уставилась на Электру.
— Ты ведь не собираешься позволить ему остаться здесь?
— Почему бы и нет?
— Он же уголовник.
— Ну-у, может быть. Но он может стать занимательным развлечением посреди вселенской скуки.
— Забавным? — нервно рассмеялась Бернис. — Ты шутишь, правда?
— Моя дорогая, я совершенно серьезна. Ты видела шрамы у него на лице? А эти тату? Это ли не мужчина в его естественном первородном состоянии?
— Электра, он похож на дикого зверя. Почему, скажи на милость, ты собираешься позволить ему остаться в гостинице?
— Уверена, что смогу что-нибудь придумать, — улыбнулась она все той же заговорщицкой
