Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

рвался изложить сэру Уолтеру, явно не желавшему их слушать. Из безопасного далека сэр Уолтер безучастно кивнул, а когда мистер Норрелл все равно не ушел, выкрикнул хрипло: «Спасибо! Спасибо!» Губы его странным образом искривились. Возможно, это должно было изображать улыбку.

— Я бы всем сердцем желал, сэр Уолтер, — воскликнул мистер Норрелл, — пригласить вас с собой и показать все, что я буду делать, однако особая природа этого конкретного волшебства требует полного одиночества. Надеюсь, у меня еще будет случай продемонстрировать вам свою магию.

Сэр Уолтер отвесил легкий поклон и отвернулся.

Миссис Уинтертаун в тот момент говорила со своим слугой Робертом, и Дролайт, воспользовавшись тем, что никто не обращает на них внимания, подбежал к мистеру Норреллу и лихорадочно зашептал ему в ухо:

— Нет, нет, сэр! Не отсылайте их! Я советую собрать у кровати как можно больше народа. Такова лучшая гарантия того, что ваши сегодняшние свершения утром станут известны всему городу. И не бойтесь небольшой суматохи, чтобы привлечь внимание слуг, — ваши лучшие заклинания, пожалуйста! Ах, какой же я тупица! Надо было прихватить опия, чтобы бросить в камин! У вас ведь, наверное, с собой нет?

Мистер Норрелл не ответил и только попросил, чтобы его без промедления провели к мисс Уинтертаун.

Хотя волшебник ясно дал понять, что хочет подняться к ней один, мистер Дролайт и мистер Ласселл не могли бросить друга перед лицом такого испытания, и Роберту пришлось проводить на второй этаж всех троих.

8 Джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе Октябрь 1807

В комнате никого не было. То есть не совсем так. На кровати лежала мисс Уинтертаун, однако сложно сказать с точки зрения философии, была она «кто-то» или «никто».

Она была в белом платье, с серебряной цепочкой на шее; ее прекрасные волосы расчесали и уложили, а в уши вдели серьги с гранатами и жемчугами. Однако маловероятно, чтобы мисс Уинтертаун сейчас это заботило. Слуги зажгли свечи, в камине развели огонь, а комнату убрали розами, источающими сладостное благоухание, но мисс Уинтертаун с тем же спокойствием лежала бы сейчас в самой вонючей лондонской каморке.

— Говорите, она была вполне ничего? — спросил мистер Ласселлз.

— Вы ее не видели? — сказал Дролайт. — Небесное создание. Совершенно божественна. Ангел красоты.

— Вот как? А сейчас такая дурнушка! Я посоветую знакомым красивым барышням не умирать. — Мистер Ласселлз наклонился чуть ближе. — Ей закрыли глаза.

— Ее глаза являли собой само совершенство, — сказал Дролайт, — ясные, серые, с длинными темными ресницами. Жаль, что вы ее не видели — она была как раз в вашем вкусе. — Он повернулся к мистеру Норреллу. — Ну, сэр, готовы приступить?

Мистер Норрелл сидел в кресле возле камина. Решимость, с которой он вошел в дом, улетучилась; он вздыхал, взгляд его был прикован к ковру. Мистер Ласселлз и мистер Дролайт смотрели на волшебника с интересом, свойственным их натуре, то есть мистер Дролайт — в радостном предвкушении, мистер Ласселлз — с ироничным скепсисом. Мистер Дролайт почтительно отступил от кровати на несколько шагов, дабы мистер Норрелл мог без помех к ней подойти, а мистер Ласселлз прислонился к стене и сложил руки на груди (поза, которую он часто принимал в театре).

Мистер Норрелл вновь тяжело вздохнул.

— Мистер Дролайт, я уже сказал, что этот конкретный вид магии требует полнейшего одиночества, а посему должен просить, чтобы вы подождали меня внизу.

— Ах, сэр! — возразил Дролайт. — Разумеется, такие близкие друзья, как Ласселлз и я, не могут быть вам помехой! Мы тихи, как мыши! Через две минуты вы позабудете, что мы здесь. И должен сказать, что считаю наше присутствие абсолютно необходимым! Кто завтра утром поведает миру о ваших свершениях, если не мистер Ласселлз и я? Кто опишет несказанное величие мига, когда ваши чары воскресят молодую особу из мертвых? Или нестерпимую горечь вашего поражения? Сами знаете, сэр, вы не сумеете сделать это и вполовину так хорошо, как мы.

— Допустим, — отвечал мистер Норрелл. — Однако то, что вы предлагаете, абсолютно невозможно. Я не стану начинать, пока вы не покинете комнату.

Бедный Дролайт! Он не мог заставить волшебника приступить к колдовству против его воли, но ждать чуда столь долго и не увидеть — это ли не худшее из наказаний! Казалось, он не снесет удара. Даже мистер Ласселлз был немного разочарован — он рассчитывал увидеть что-нибудь комичное.

Когда друзья удалились, мистер Норрелл устало поднялся со стула и взял книгу, которую привез с собой. Он открыл ее на странице, заложенной письмом, положил на туалетный столик, чтобы при необходимости свериться с текстом, и начал наизусть читать заклинание.

Оно подействовало почти мгновенно: что-то зеленое появилось там, где ничего зеленого не было, и в комнате повеяло свежим ароматом полей и рощ. Мистер Норрелл замолк.

Кто-то стоял посреди комнаты — высокий, очень красивый джентльмен с бледной кожей и волосами прозрачными, как пух на отцветшем чертополохе. Под темными бровями вразлет блестели холодные синие глаза. Одет он был в точности как мистер Норрелл, только сюртук на нем был зеленый-презеленый, цвета весенней листвы.

— O Lar! — начал мистер Норрелл дрожащим голосом. — O Lar! Magnum opus est mihi tuo auxilio. Haec virgo mortua est et familia eius earn vitae redire vult[18]. — Мистер Норрелл указал на тело.

При виде мисс Уинтертаун джентльмен с волосами, как пух, чрезвычайно взволновался. Он развел руками с видом приятного изумления и быстро-быстро заговорил по-латыни. Мистер Норрелл, который привык видеть латынь в рукописях или книгах, обнаружил, что не понимает ее в столь беглой речи, хотя ему удалось узнать несколько слов, например, «formosa»[19] и «venusta»[20], описывающих женскую красоту.

Мистер Норрелл подождал, пока джентльмен умерит свои восторги, и указал тому на зеркало над камином. В нем появилось изображение мисс Уинтертаун, бредущей по узкой каменистой тропе средь бесприютных гор.

— Ессе mortua inter terram et caelum! — объявил мистер Норрелл. — Scito igitur, О Lar, me ad hanc magnam operam te elegisse quia…[21]

— Да, да! — вскричал джентльмен, внезапно переходя на английский. — Ты призвал МЕНЯ, потому что мне нет равных. Потому что я был слугой и близким другом Томаса Годблесса, Ральфа Стокси, Мартина Пейла и Короля-ворона. Потому что я доблестен, благороден и красив, как ясный день! Это все понятно! Безумием было бы вызвать кого-то другого! Мы оба знаем, кто Я. Вопрос в другом: кто ТЫ?

— Я? — потрясенно переспросил мистер Норрелл. — Я — лучший из ныне живущих магов!

Джентльмен изогнул одну темную бровь, выражая крайнее изумление. Он обошел мистера Норрелла, разглядывая его со всех сторон. Затем, самым бесцеремонным образом, сорвал с мистера Норрелла парик и заглянул под него, как если бы мистер Норрелл был котелком, а джентльмен желал узнать, что сегодня на обед.

— Я… я… человек, которому предначертано возродить английскую магию! — выпалил мистер Норрелл, выхватывая парик и нахлобучивая его себе на голову.

— Очевидно, так оно и есть! — сказал джентльмен. — Иначе бы меня здесь не было! Ты же не думаешь, что я стал бы тратить время на грошового подзаборного мага? Однако КТО ты? Вот что я желаю знать. Какой магией ты владеешь? Кто был твоим наставником? Какие волшебные земли ты посетил? Каких врагов поверг? Кто твои союзники?