2
Неделю спустя сырым мартовским утром, подняв до ушей воротник непромокаемого пальто, засунув руки в карманы и натянув почти на глаза любимую лыжную шапочку, Фрэн ждала выхода Молли в толпе журналистов у ворот тюрьмы. Ее оператор Эд Эхерн стоял рядом. Как обычно, все вяло переговаривались. На этот раз о погоде – порывы ледяного ветра приносили жалящий мокрый снег – и о том, в какую рань пришлось прийти. Не обошлось и без воспоминаний о деле, о котором пять с половиной лет назад кричали заголовки на первых полосах газет.
Фрэн уже записала несколько репортажей на фоне тюрьмы. Ранним утром прошел прямой эфир. Зрители видели, как она говорила в микрофон: «Мы ждем у ворот тюрьмы „Ниантик“ в штате Коннектикут, в нескольких милях от границы Род-Айленда. Скоро из этих ворот выйдет Молли Карпентер Лэш, которая провела за решеткой пять с половиной лет, признавшись в убийстве своего мужа Гэри Лэша».
И теперь, дожидаясь Молли, она прислушивалась к тому, что говорили другие. Все соглашались с тем, что Молли была виновна и что ей чертовски повезло выйти на свободу через пять с половиной лет. И кого она хотела обмануть, утверждая, что не помнит, как проломила бедняге голову?
Фрэн предупредила студию, как только увидела темно-синий седан, выехавший из-за главного здания.
– Машина Филипа Мэтьюза отъезжает, – сказала она. Адвокат Молли приехал за ней полчаса назад.
Эхерн включил камеру. Остальные тоже заметили машину.
– Мы просто зря тратим время, – заявил репортер из «Пост». – Даю десять к одному, что, как только откроются ворота, они нажмут на газ. Эй, постойте!
Фрэн спокойно говорила в микрофон:
– Машина, увозящая Молли Карпентер Лэш на свободу, только что тронулась с места.
И тут она с изумлением увидела высокую тонкую фигуру, которая шла следом за седаном.
– Чарли, – обратилась она к ведущему утреннего выпуска новостей, – Молли не сидит в машине, а идет позади нее. Держу пари, что она собирается сделать заявление.
Вспыхнули юпитеры, зажужжали камеры, завертелись бобины с пленкой, микрофоны нацелились на Молли Карпентер Лэш, которая подошла к воротам и стояла в ожидании, пока их откроют. Фрэн заметила, что на лице у нее было выражение, как у ребенка, который наблюдает за механической игрушкой.
– Такое впечатление, что Молли не верит тому, что происходит, – прокомментировала она.
Как только Молли оказалась за воротами, ее обступили журналисты. Она вздрогнула, когда на нее посыпался град вопросов.
– Как вы себя чувствуете?
– Вы с нетерпением ждали этого дня?
– Вы собираетесь навестить родственников Гэри?
– Как вы считаете, вернутся ли к вам воспоминания о том вечере?
Как и остальные, Фрэн направила на Молли свой микрофон, но намеренно осталась стоять в стороне. Она не сомневалась в том, что шансы взять в будущем интервью у Молли сведутся к нулю, если миссис Лэш сейчас увидит в ней врага.
Молли протестующе подняла руку.
– Прошу вас, дайте мне возможность сказать, – спокойно попросила она.
Какая она бледная и худая, заметила Фрэн. Словно после болезни. Молли изменилась, и дело не только в том, что она стала старше. Фрэн вгляделась в ее лицо, пытаясь найти отвег. Волосы, когда-то золотые, стали такими же темными, как ресницы и брови. Они заметно отросли, и Молли собрала их заколкой на затылке. Ее обычно светлая кожа стала бледного алебастрового оттенка. Губы, всегда готовые улыбнуться, были сурово сжаты, словно она не смеялась много лет.
Наконец шквал вопросов кончился, и наступила тишина.
Филип Мэтьюз вышел из машины и встал рядом с бывшей подзащитной.
– Молли, не делайте этого. Властям это не понравится... – Он попытался остановить ее, но она не обратила на него ни малейшего внимания.
Фрэн с интересом посмотрела на адвоката. Что он за человек? Мэтьюз был среднего роста, с волосами песочного цвета, тонкими чертами лица, напористый. Он показался Фрэн тигром, защищающим своего детеныша. Она поняла, что не удивилась бы, если бы Мэтьюз насильно усадил Молли в машину.
Молли оборвала его:
– У меня нет выбора, Филип.
Она посмотрела прямо в камеры и заговорила четко, ясно:
– Я благодарна за то, что меня отпустили. Для того чтобы меня выпустили условно, мне пришлось признать, что я убила мужа. Я вынуждена была согласиться с тем, что улики против меня. И хотя я сказала об этом на суде, теперь говорю всем вам, что, несмотря на очевидность фактов, в душе я уверена, что не способна отнять человеческую жизнь. Я понимаю, что моя невиновность, возможно, никогда не будет доказана, но я надеюсь, что дома, в тишине, память все-таки вернется ко мне, и я вспомню все, что произошло в тот ужасный вечер. До этого момента я не успокоюсь и не смогу заново строить свою жизнь.
Она помолчала. Когда же заговорила снова, голос звучал тверже и увереннее:
– Когда память начала понемногу возвращаться, я вспомнила, что нашла Гэри умирающим в кабинете. И лишь намного позже вспомнила, что к моменту моего возвращения в доме определенно был кто-то еще. Я полагаю, что этот «кто-то» и убил моего мужа. Я уверена, что убийца – не плод моего воображения. Это
