— Мы платим за собаку или за родословную? — с притворным возмущением спросил Дональд Крейг, получив красивый лист пергамента. — Мать честная, у нее даже герб имеется!
Они полюбили друг друга с первого взгляда — толстый, весом в полкилограмма щенок кернтерьера по кличке Леди Фиона Макдональд Глен Аберкромби и девятилетняя девочка. К удивлению и разочарованию соседей, Аде совсем не нравились пони.
— Противные и вонючие животные, — заявила она Патрику О'Брайену, главному садовнику. — Спереди кусаются, сзади лягаются.
Старика шокировало столь неестественное отношение юной дамы, к тому же наполовину ирландки, к маленьким лошадкам.
Не очень его радовали и некоторые идеи Крейгов относительно поместья. Здесь работало пять поколений его предков. Конечно, замечательно, что теперь, после десятков лет нищеты, в замок Конрой наконец потекли настоящие деньги, — но… превратить конюшни в компьютерные залы! От такого можно уйти в запой, если ты еще не там.
Патрику удалось оспорить ряд наиболее эксцентричных затей Крейгов путем политики конструктивного саботажа. Однако они — точнее, госпожа Эдит — упорно настаивали на переустройстве пруда. Пруд осушили и убрали из него не одну тонну водных гиацинтов. Только после этого мадам Крейг представила Патрику необычную карту.
— Хочу, чтобы пруд выглядел так, — произнесла она хорошо знакомым садовнику тоном.
— Это что же такое будет-то? — спросил он, не скрывая отвращения. — Типа жук какой, что ли?
— Можно сказать и так, — ответил Дональд голосом, в котором слышалось: «Я ни при чем, все вопросы к Эдит». — Это мандельбаг[25]. На досуге поинтересуйтесь у Ады.
Пару месяцев назад О'Брайен пропустил бы слова хозяина мимо ушей. Вот еще, девчонка станет ему что-то растолковывать! Но теперь он смолчал. Ада была странным ребенком. Наверное, вундеркиндом. Патрик замечал, что гениальные родители относятся к ней восторженно и благоговейно. А Дональд ему нравился больше, чем Эдит. Хоть и англичанин, но мужик неплохой.
— Пруд — это ладно. Полбеды, как говорится. Но передвинуть старые кипарисы… Я же мальчишкой был, когда их сажали! Они ж сдохнут. Придется переговорить с отделом лесничества в Дублине.
— Много времени потребуется? — спросила Эдит, не обращая внимания на возражения Патрика.
— А как надо? Быстро, дешево? Или хорошо? Можно и так и эдак.
В последнее время эта шутка стала у Патрика и Дональда дежурной. Ответ оба мужчины предугадали безошибочно.
— Желательно быстро. И очень хорошо. Математику, сделавшему это открытие, уже под восемьдесят. Мы бы хотели поскорее показать ему то, что изображено на плане.
— Я б не больно-то гордился таким открытием.
Дональд рассмеялся.
— Пока вы видите только набросок. Погодите, Ада покажет на компьютере настоящий план. То-то удивитесь.
«Сильно сомневаюсь», — подумал Патрик.
Прозорливый старый ирландец редко ошибался. Но на этот раз он готов был признать собственную неправоту.
Руперту Паркинсону казалось, что Брэдли и Эмерсон имеют много общего. Оба принадлежат к исчезающему, даже вымирающему виду. Когда-то американцы только этим и занимались: создавали новые индустрии или становились лидерами в старых. Руперт восхищался партнерами из Нового Света, но не завидовал; его устраивал собственный статус «рожденного в бизнесе».
Номер Киплинга в отеле «Браун» он выбрал намеренно, хотя и не представлял, насколько близко его гости знакомы с творчеством писателя. В любом случае, Эмерсона и Брэдли впечатлила атмосфера. Здесь пахло историей: старые фотографии на стене, письменный стол, в прошлом служивший великому человеку…
— Я не относился к Элиоту всерьез, пока не наткнулся на его книжку «Избранные стихи Киплинга». Помню, тогда я сказал преподавателю английской литературы: «Поэт, любящий Киплинга, не может быть плохим поэтом». Преподаватель не удивился.
— Боюсь, — признался Брэдли, — я не большой знаток поэзии. Из Киплинга помню только «Если…»[26].
— Жаль. Он одной с вами породы — поэт, воспевавший море и технический прогресс. Советую прочесть «Гимн МакЭндрю». С точки зрения техники стихотворение устарело лет на сто. Но никто больше не превозносит машины так, как Киплинг. Еще у него есть стихотворение, посвященное глубоководным кабелям:
— Хорошо, — кивнул Брэдли. — Но насчет «ни звука, ни эха» он ошибся. Море — очень шумное место. Хотя, чтобы слышать его, нужно иметь соответствующее акустическое оборудование.
— Вряд ли Киплинг знал об этом в девятнадцатом веке. Наш проект его бы восхитил. В свое время он написал роман о Гранд-Бэнкс.
— Правда? — в унисон воскликнули Эмерсон и Брэдли.
— Называется «Отважные капитаны». Роман о ньюфаундлендских рыбаках и их тяжелой жизни. Не слишком удачная книга. «Ким» на порядки лучше. Но что может сравниться с «Кимом»? Хемингуэй тоже писал о рыбаках — лет сто спустя и на двадцать градусов южнее… Прекрасное произведение.
— Его я читал, — гордо объявил Эмерсон. — «Старик и море».
— Пятерка, Рой. По мне, это настоящая трагедия, что Киплинг не сочинил эпического стихотворения о «Титанике». Быть может, он собирался, но его опередил Харди.
— Харди?
— Так, к слову пришлось. Прости нас, Редьярд. Пора заняться делом.
Три плоских дисплея (как бы они изумили Киплинга!) включились автоматически. Глядя на экран, Руперт Паркинсон проговорил:
