собственный проход, через который она двигалась далее на север, неся тяжелые потери под продольным огнем с флангов. 9 июля Готу стало ясно, что приближается критический момент битвы, потому что большая часть его войск находилась бессменно в боях в течение пяти дней. Рационы и боеприпасы, выданные вначале, уже кончались, а интенсивность огня противника крайне затрудняла проведение ремонтных работ и заправку танков горючим. Единственный проблеск успеха, казалось, был в центре фронта Кнобельсдорфа, где «Великой Германии» удалось вывести боевую группу через Гремячий, расположенный поперек главной оборонительной полосы русских. За вторую половину дня и вечер 9 июля ее командиру генералу Вальтеру Гёрнлейну удалось организовать продвижение полка танковых гренадер и до 40 танков вслед за боевой группой, после чего он начал поворачивать на запад, позади артиллерийской позиции русских, с целью ослабить оборонительные сооружения, которые задерживали левый фланг танкового корпуса. Это принесло успех, так как ночью русские отошли от Ракова, где они преграждали путь 3-й танковой дивизии. Они отошли и от правого фланга Кнобельсдорфа, и это позволило 11-й танковой дивизии сомкнуться с СС «Лейбштандарте».
В эту же ночь Гот был на совещании у Манштейна, и утром 10 июля он передал Хауссеру и Кнобельсдорфу, что им предстоит очистить брешь с помощью самоходных орудий и танковых гренадер и собрать все свои боеспособные танки для предстоящего, как он надеялся, удара с целью прорыва последнего русского рубежа между Кругликом и Новоселовкой. В течение двух дней пехота 3-й танковой дивизии и «Великой Германии» пыталась оттеснить назад русские войска. В непрерывных ожесточенных боях они заняли группу деревень, разбросанных по долине Пены и к вечеру 11 июля отбросили остатки русских в лесистый участок за Березовкой. Образовался прямоугольный выступ глубиной 9 и шириной 15 миль, вогнанный в позицию Ватутина, – убогий результат после недели таких напряженных боев с большими потерями. Однако этого участка было достаточно для того, чтобы танкисты смогли занять исходное положение для наступления, находясь вне пределов досягаемости русской артиллерии. В эту ночь «Великая Германия» отошла с линии фронта, передав свой участок 3-й танковой дивизии.
На фронте Хауссера даже эта ограниченная задача оставалась невыполнимой. Пехота СС вела настолько тяжелые бои, защищая фланги дивизии, что отдельным командирам приходилось с огромными трудностями выводить свои танки с вершин своих клиньев. 11 июля «Рейх» и «Лейбштандарте» смогли сомкнуться, но «Мертвая голова» все еще оставалась изолированной и несла чувствительные потери, поскольку русские старались не брать в плен, а убивать всех, носивших эсэсовские знаки.
Это было последним и самым ожесточенным сражением для СС. После «Цитадели» Гиммлер распахнул ворота своей армии для возраставшего потока рекрутов из оккупированных стран и для всякого криминального сброда из гражданских тюрем рейха. Приняв эсэсовскую присягу, рекруты были обязаны пройти школу танковой войны. «…Если он был кандидат на офицерскую должность, от него могли потребовать, чтобы он вытащил чеку из гранаты, положил ее себе на шлем и стоял по стойке «смирно», пока она не взорвется».
Теперь такие люди встретились лицом к лицу с теми, кого они называли «недочеловеками», и, к своему ужасу, обнаружили, что они так же хорошо вооружены, так же изобретательны и так же храбры, как и они сами.
Несмотря на эрозию своих позиций на юге, Жуков и Василевский не могли не чувствовать удовлетворение обстановкой в ночь 11 июля. Блокирование наступления Моделя позволило им обратиться фронтом к Готу, причем весь их маневренный танковый резерв, 5-я танковая армия, еще не был введен в бой. Понимая, что окончательное испытание сил с немецкими танками произойдет менее чем через сутки, Жуков подчинил эту группировку Ватутину, и в ночь с 11-го на 12 июля она начала выдвигаться навстречу ожидаемой атаке 48-го танкового корпуса и танкового корпуса СС Хауссера. Одновременно Соколовскому было приказано провести ряд контратак, которые Ставка разработала против Орловского выступа, на оголенном левом фланге Моделя, и за которыми через 48 часов должен был последовать Попов со своими войсками.
Все это было, конечно, неизвестно Готу, но донесения из 3-й танковой дивизии говорили о том, что оборона русских между Кругликом и Новоселовкой упрочняется с каждым часом и все больше усиливается их активность против его левого фланга. Не обращая внимания на состояние Хауссера и Кнобельсдорфа, командующий 4-й танковой армией твердо решил выйти своими танками на открытую местность, прежде чем русские смогут укрепить обнажившуюся тонкую оболочку в своих оставшихся оборонительных сооружениях. 12 июля вся мобильная группировка, собранная из войск Кемпфа, Хауссера и Кнобельсдорфа, общей численностью до 600 танков, двинулась навстречу своей гибели. Незадолго до полудня произошло лобовое столкновение с танками советской 5-й армии, и под гигантской пеленой пыли, в удушливой жаре началась восьмичасовая битва. У русских были свежие силы, машины не были изношены и имели полный комплект боеприпасов. Кроме того, две бригады были вооружены новыми СУ-85 – самоходными 85-мм пушками, поставленными на шасси Т-34, в качестве немедленного ответа на применение «тигров» и новой пушки L70 на «пантерах». В отличие от них, немцы во многих случаях только что вышли из ожесточенных боев, оказывая накануне поддержку пехоте в ближнем бою. Многие из их танков были залатаны механиками прямо на поле боя, и очень скоро – особенно это касалось «пантер» – снова выходили из строя. Кроме того, «нас предупреждали, что следует ожидать сопротивления от неподвижных противотанковых пушек и некоторых неподвижных танков, а также о возможности появления нескольких отдельных бригад с более медленными танками КВ. На самом же деле на нас пошла кажущаяся бесконечной масса танков противника – никогда я не испытывал такого подавляющего чувства при виде мощи и численности русских, как в тот день. Тучи пыли не позволяли особо надеяться на помощь люфтваффе, и вскоре многие Т-34 прорвались мимо нашего прикрытия и устремились потоком, как крысы, по всему прежнему полю боя…».
К вечеру в руках русских было все поле боя с подбитыми танками, превратившимися в ценный металлический лом, и с ранеными экипажами. Резкая контратака на левом фланге Кнобельсдорфа вернула русским Березовку, и измотанной «Великой Германии» пришлось опять с ходу идти в бой, чтобы не дать противнику отрезать 3-ю танковую дивизию. На следующий день Гитлер послал за Манштейном и Клюге и сказал, что операция должна быть тотчас же прекращена. Союзники высадились в Сицилии, и возникла угроза, что Италия выйдет из войны. Клюге согласился, что продолжать операцию невозможно, но Манштейн, с совершенно необычным для него безрассудством, утверждал, что «…ни в коем случае мы не должны отпускать противника, пока не будут полностью разбиты его подвижные резервы, введенные в бой».
Однако Гитлер взял верх (необычная перемена их обычных ролей), и в тот же вечер немцы начали медленно отступать на свою исходную линию. Гудериан, на глазах которого выпестованные им танковые войска были разбиты за недолгих десять дней, слег в постель с дизентерией. Только неустанный Тресков упорствовал в своей деятельности. Видя в этом катастрофическом поражении благодатную почву, чтобы сеять интриги среди генералов, он обратился к Клюге, убеждая его поставить крест на своих спорах с Гудерианом и работать вместе, чтобы «ограничить власть Гитлера как верховного командующего». Это была крайне туманная цель, которая подразумевала все, что угодно, – от убийства до мягкой конституционной реформы. Что характерно, Клюге согласился при условии, что Гудериан «сделает первый шаг». Поэтому Тресков обратился к Гудериану, находившемуся в это время в госпитале, ожидая операции на кишечнике. Однако генерал-инспектор отказался иметь что-либо общее с ними, так как «мое достаточно полное знание неустойчивого характера фельдмаршала фон Клюге не позволяет мне согласиться…».
Так личная подозрительность и ревность генералов сыграли свою роль, став препятствием на пути внутренней «реформы» точно так же, как они аннулировали возможность добиться успеха силой оружия.
Глава 18
ПОСЛЕДСТВИЯ
Один член нацистской иерархии, во всяком случае, не обманывался в оценке положения. Генрих Гиммлер понимал, что провал операции «Цитадель» означает, что война проиграна. Теперь его тревожил вопрос, как смягчить поражение и спасти собственную шкуру, и его стала занимать идея дворцовой революции.
Хотя он, по-видимому, наслаждался ужасом, который мог вселять в своих соотечественников-немцев, Гиммлер никогда не осознавал полностью, какую ненависть он вызывает за пределами Германии. Перед иностранцами и представителями нейтральных стран глава СС любил представать в позе чиновника,
