до проведения «свободных выборов». А Сталин был реалистом, чтобы знать, что коммунистические партии настолько тесно ассоциируются с Советским Союзом, что исход этих выборов в странах, столетиями живших в страхе перед Россией, можно предсказать заранее.
Еще более серьезной с советской точки зрения была вероятность того, что германское Верховное командование бросит все силы против русских. Сталин не мог поверить, что немецкие генералы, видя свою страну под непосредственной угрозой русской оккупации, не станут усиливать свои оборонительные сооружения на Востоке ценой «уступок на Западе». В свою очередь, это могло означать, что после войны русским придется полагаться не на военную силу, чтобы подавлять немцев, а на договоры и что полная изоляция упрямых поляков будет невозможна.
Ни один западный государственный деятель не мог соперничать с ледяным реализмом Сталина, и «обаяние» Рузвельта[121], которое так удивило и удовлетворило русских в Тегеране, было отчасти парализовано неприятно прозвучавшими британскими планами на высадку в Истрии с целью нанесения удара на север, к Вене. В 1944 году Сталин едва ли мог предвидеть Ялту и американскую позицию – «…если я дам ему все, что могу, и ничего не попрошу от него взамен, он не будет пытаться что-нибудь аннексировать и станет работать ради демократии и мира во всем мире».
Таким образом, осенью 1944 года центр тяжести Восточного фронта сместился к Балканам. Ставка образовала новый фронт (4-й Украинский) и дала 18 дивизий под командование генерала Петрова. Задача Петрова состояла в том, чтобы вести наступление в Венгрию через Карпаты, одновременно поддерживая контакты с Коневым и двумя фронтами – Малиновского и Толбухина, которым была поручена оккупация Балкан. Эти два командующих имели в сумме 38 дивизий полного состава против 25 немецких. На деле все германские части имели не более 10 тысяч солдат в каждой, а 5 сильнейших дивизий (включая две танковые), которые Шёрнер держал в резерве, были передислоцированы на север по приказу Гудериана, сразу после его назначения 20 июля. 29 июля самого Шёрнера по приказу Гитлера перевели в Курляндию, чтобы он принял командование немецкими силами – остатком прежней группы армий «Север», которым угрожало блокирование войсками Говорова и Черняховского.
Генерал-полковник Фриснер, прибывший на место Шёрнера, увидел, что получает в наследство то же традиционно уязвимое развертывание, которое было постоянной чертой германских диспозиций на южном театре. Была какая-то ирония судьбы в том, что даже номера армий были прежними, и «воскрешенная» 6-я армия закопалась в правый берег Днестра, прикрывая Яссы и Кишинев совместно с двумя румынскими армиями со зловещими номерами – 3-й и 4-й – у себя на флангах.
Немцы имели почти четыре месяца для того, чтобы подготовить свои позиции, но им не хватало численности, чтобы прикрыть всю длину Днестра. У Красной армии тоже было достаточно времени, чтобы не только накопить запасы и отремонтировать технику, но и выискать уязвимые секторы, которые были доверены румынам.
В этот период войны сателлиты потеряли всякий интерес ко всему, кроме одной задачи: как бы расположить к себе союзников и избавиться от германской армии на своих территориях как можно скорее и с наименьшим ущербом? Король Румынии Михай установил контакт и с ЦРУ, и с русским представительством в Турции и готовил государственный переворот, за которым должно было последовать интернирование войск своего прежнего союзника; он ожидал только сигнала, которым должно было явиться форсирование Днестра Толбухиным.
20 августа оба фронта Малиновского и Толбухина двинулись на румынские дивизии, находившиеся против них и через несколько часов уже оказались в открытых нетронутых полях Бессарабии. Большинство румын попросту сложили оружие и растворились среди деревень. Другие присоединились к наступавшим колоннам (включавшим прокоммунистически настроенную дивизию имени Тудора Владимиреску, состоявшую из бывших военнопленных, подход которой был предупреждением королю Ми-хаю, какого тигра он пытается оседлать). Вскоре они уже обменивались выстрелами с немцами. Через 48 часов основная масса 6-й армии была окружена, а ее остатки, которым удалось выскользнуть, сломя голову бежали от венгерской границы. Антонеску был посажен под арест вместе с генералом Ганзеном, главой германской военной миссии.
Теперь вся германская позиция в Южной Европе была на грани развала. И ее восстановление было практически невозможно из-за парализующей нехватки войск. Во всей Румынии к югу от Трансильванских Альп оставалось только 4 дивизии, и одна из них, 5-я противовоздушная, имела очень мало транспорта и была прикована к Плоешти усилиями местных румынских сил, которые пытались ее «интернировать». Но даже если бы и было больше сил, их развертыванию помешало бы то, что командная сеть ОКХ, до сих пор безоговорочно распоряжавшаяся делами на Восточном фронте, была отодвинута так далеко назад, что стала перекрывать районы под юрисдикцией ОКВ и группы армий «F» под командованием Вейхса, ответственных за Югославию и Фракию.
Послать дополнительные войска в балканский кипящий котел было явно невозможно, хотя ОКВ сделало небольшую рефлекторную попытку обратиться к формуле 1941 года, когда переворот в Югославии, сделанный еще одним молодым королем, Петром, нарушил германское расписание, вызвав гнев фюрера. 24 -го и 25 августа люфтваффе совершило налет на Бухарест, и три батальона Бранденбургской дивизии были доставлены на самолетах из Вены, чтобы припугнуть население. Но теперь люфтваффе уже не могло осуществлять ковровые бомбардировки, как в былые времена. Несколько «хейнкелей» сбросили свои бомбы куда попало, часть их угодила под огонь патрулировавших русских истребителей, другие вынужденно сели на румынские аэродромы, и их экипажи попали в плен. Бранденбуржцы увидели перед собой 53-ю армию Манагарова, наступавшую со скоростью 30 миль в день. Они реквизировали весь подвернувшийся транспорт и пустились на юг к болгарской границе.
Там Вейхс пытался разоружить болгарскую армию, «общее поведение которой вызывало сомнения в надежности».
В начале августа, наперекор ожесточенным протестам Гудериана, ОКВ отправило значительное количество танков – 88 Т IV и 50 самоходных орудий – болгарам, считая, что они являются самыми верными союзниками на Балканах в силу их ненависти к грекам и страха перед турками (вступление которых в войну на стороне союзников теперь считалось неизбежным). Но полковник фон Юнгенфельдт, военный советник болгар, был непосредственно подчинен Гудериану как генерал-инспектору, но не Вейхсу или ОКВ. Оценка положения Юнгенфельдтом была настолько мрачной, что Гудериан приказал возвратить технику в Белград, где ее следовало передать 4-й танковой дивизии СС – практически единственной подвижной части, оставшейся на Балканах, которая, занимаясь поджогами югославских деревень в течение шести месяцев, находилась в относительно свежем состоянии. Однако Йодль (все вмешательства которого на Востоке неизбежно имели бедственный результат) услышал об этом приказе и отменил его в последнюю минуту. Только 25 августа Вейхс по собственной инициативе начал принимать «некоторые меры предосторожности».
Однако теперь события стали развиваться слишком быстро, для того чтобы их можно было исправить действиями отдельных командующих. 25 августа новое правительство Михая объявило войну Германии, и части румынской армии были приданы Малиновскому и Петрову, чтобы провести их через отроги Карпат. Через два дня Болгария начала эвакуировать Фракию, и Вейхсу официально предложили покинуть страну. В силу продемонстрированной таким образом «доброй воли» болгарские эмиссары начали в Каире срочные переговоры с британцами (с которыми они были в состоянии войны со времен Греческой кампании 1941 года), в надежде добиться заключения какого-нибудь соглашения, прежде чем русские (против которых они предусмотрительно никогда не объявляли войны) не овладеют их страной. Но время работало на Сталина. Танки Толбухина пересекли границу Болгарии 5 сентября под аккомпанемент официального объявления войны, и на следующий день Черноморский флот высадил русскую морскую пехоту в Варне и Бургасе. 9 сентября было учреждено правительство Народного фронта с большим преобладанием коммунистов, которое немедленно начало переговоры с Москвой, объявив перемирие через два дня, 11 сентября.
Для группы армий Вейхса начался долгий и мучительный отход на север. Железные дороги были для них недоступны, а драгоценные танки Юнгенфельдта остались позади – многие все еще на платформах, загнанных в тупики товарной станции Софии. Отступавшие немцы с трудом пробивались домой по пыльным проселкам, извивающимся через бесконечные овраги в бесплодных горах Сербии и Черногории под постоянными налетами партизан.
«Отступление наше было ужасно. Иногда дороги на перевалах были заминированы на протяжении 20–30 километров подряд, и после первой недели пути мы потеряли большую часть нашего транспорта. Многие из
