Обнаружила бездыханную миссис Гиллеспи сестра Шиэн. Она почему-то не приняла смерть старой женщины за волю Божию — напротив, настояла, чтобы дыхательный аппарат проверили и убедились, что он работает нормально. Позднее Артур видел ее с миссис Харник. Та была очень возбуждена и, разговаривая с сестрой, то и дело показывала на палату миссис Гиллеспи.
Все в клинике любили Артура, за исключением сестры Шиэн. Она всегда придиралась к нему, одергивала, обвиняла в том, что он превышает свои полномочия.
«У нас есть штатные священники, — то и дело выговаривала она Артуру. — Утешать людей — не ваша обязанность».
Если бы Артур заранее выяснил, что в тот день дежурит сестра Шиэн, он бы и близко не подошел к миссис Гиллеспи. Но его одолевала тревога из-за программы о сенаторе Дженнингс, и он просто не был в состоянии все обдумать спокойно.
Четыре раза он предупредил Патрицию Треймор, чтобы та отказалась от работы над программой.
Пятого предупреждения не будет.
Пэт не спалось. Целый час она беспокойно металась по кровати, потом сдалась и потянулась за книгой. Но мозг решительно отказывался воспринимать биографию Черчилля, которую она заблаговременно приготовила в качестве снотворного средства.
В час ночи Пэт опять закрыла глаза. В три часа она спустилась вниз подогреть молока. Девушка оставила свет в прихожей включенным, но все равно на лестнице было темно, и ей пришлось ухватиться за перила в том месте, где ступеньки поворачивали.
А потом...
Я не помню, — произнесла она вслух. — Не помню.
Даже горячее молоко не помогло ей заснуть.
В четыре часа она снова встала и принесла из библиотеки почти законченный сценарий.
Программа начнется со сцены в студии. Пэт и сенатор беседуют на фоне увеличенной фотографии Абигайль и Вилларда Дженнингс, встречающих гостей на свадебном приеме. Миссис Дженнингс-старшую из ролика вырезали. Во время демонстрации кадров из фильма о приеме Абигайль расскажет, как студенткой Рэдклифа познакомилась с Виллардом.
«По крайней мере мне удалось протащить хоть какое-то упоминание о Северо-Востоке», — подумала Пэт.
Потом — монтаж об избирательной кампании Вилларда; за кадром Пэт беседует с Абигайль о том, как появилось и развивалось ее увлечение политикой. Фильм, сделанный на приеме в честь тридцатипятилетия Вилларда, передаст атмосферу докамелотовских лет с Кеннеди.
Затем хроника похорон. Абигайль в сопровождении Джона Кеннеди. Кадры с ее свекровью, приехавшей в отдельной машине, придется вырезать.
Следующая сцена — Абигайль принимает присягу в конгрессе. Она все еще в трауре, лицо бледное и серьезное.
Дальше пойдет материал о хищении денег из фонда избирательной кампании и выступление Абигайль на суде. Следующий эпизод — речь сенатора в поддержку законопроекта о безопасности воздушных перевозок.
Она говорит чересчур резко и безапелляционно, размышляла Пэт, а потом зритель увидит фотографию этой испуганной девчушки, Элеонор Браун. А что до безопасности авиалиний, то во всем обвинять погибшего пилота по меньшей мере бестактно...
Но Пэт знала, что не сумеет убедить Лютера внести какие-либо изменения в этот сценарий.
На следующий день после Рождества они отснимут Абигайль в ее кабинете, вместе с персоналом и тщательно отобранными посетителями. Конгресс наконец разъехался на каникулы, и съемки должны пройти гладко.
Хорошо еще, что Лютер дал согласие на включение эпизода, снятого в домашней обстановке с друзьями. Без него программа получилась бы совсем сухой и официальной. По замыслу Пэт, отрывок должен начаться кадрами с Абигайль, накрывающей стол для рождественского ужина. Гостями будут выдающиеся вашингтонские деятели и несколько человек из штата сенатора — те, кто не может встретить Рождество с семьей.
Заключительная сцена — сенатор в сумерках возвращается домой с папкой под мышкой. И голос Пэт за кадром: «Подобно миллионам одиноких американцев сенатор Абигайль Дженнингс нашла свое призвание, свое счастье в любимой работе, она заменила ей даже семью».
Эту строку Лютер сочинил сам.
В восемь часов Пэт позвонила боссу и снова принялась убеждать его в необходимости включить в программу кадры о годах юности сенатора.
— То, что мы делаем, получается скучно, — настаивала она. — Если не считать смонтированные отрывки из ее домашних фильмов, то это обычный агитационный коммерческий ролик.
Лютер перебил ее.
— Вы просмотрели все фильмы?
— Да.
— А как насчет фотографий?
— Их совсем немного.
— Позвоните и узнайте, не могут ли они прислать еще. Нет, лучше я сам позвоню. Вы теперь не очень высоко котируетесь в кабинете сенатора.
Через час с Пэт связался Филипп Бакли и пообещал прислать Тоби с несколькими фотоальбомами ближе к полудню.
— Сенатор надеется, — добавил он, — что вы сумеете найти там интересующие вас фотографии.
Пэт положила трубку и побрела в библиотеку. До приезда Тоби оставалось много времени, она успеет просмотреть оставшиеся вещи отца. Пэт вытащила из-под стола коробку, и ее взгляд упал на куклу, которую она бросила сюда позавчера ночью.
Пэт взяла игрушку и поднесла ее к окну, чтобы получше рассмотреть. Чья-то умелая рука навела тени под черными пуговичными глазами, дорисовала брови, придала вышитым губам трагический изгиб. При дневном свете кукла выглядела даже трогательно. Что она должна символизировать?
Пэт отложила игрушку и начала доставать из коробки связки писем, документов, фотоальбомы. Рассортировав их, она села, скрестив ноги, на ковер и погрузилась в изучение семейного архива.
Любящие руки сохранили маленькие кусочки детства Дина Адамса — рисунки, тетрадки, фотографии. Табели успеваемости были аккуратно подобраны по годам. Пэт с интересом просмотрела отметки. «Пятерки с плюсом». Самая низкая оценка — «четыре с плюсом».
Он родился и вырос в пятидесяти милях от Милуоки. Пэт нашла фотографию дома, на фоне которого были сняты родители отца. Мои бабушка и дедушка, подумала Пэт и осознала, что даже не знает их имен. Она перевернула одну из карточек: «Ирен и Уилсон с шестимесячным Дином».
Пэт взяла связку писем. Резиновая ленточка, которой была перехвачена пачка, лопнула, и письма рассыпались по ковру. Пэт быстро собрала и стала читать.
Под письмом лежало извещение о смерти Ирен Вагнер Адамс, отправленное шесть месяцев спустя. Глаза Пэт затуманились слезами сочувствия к молодому человеку, так любившему свою мать. Она тоже испытала на себе эту щедрую любовь.
