подъездной дорожке. Тоби принялся толкать ее, пока не выкатил на улицу. Эбби незачем знать о его отсутствии.
Оставалось меньше полутора часов, чтобы прокатиться до дома Пэт Треймор и обратно.
А больше ему и не потребуется.
Глава 41
Пэт проехала Массачусетс-авеню, перевалила через мост Буффало и въехала в Джорджтаун. У нее начиналась мигрень — тупая боль пульсировала в висках. Она вела машину автоматически, едва замечая светофоры.
Вскоре Пэт добралась до Тридцать первой улицы, повернула за угол и через минуту остановилась у своего крыльца. Она поднялась по ступенькам, нащупала в сумочке ключ, открыла замок, толкнула дверь и оказалась в тишине темной прихожей.
Закрыв дверь, она бессильно оперлась на нее. Пальто давило на плечи. Пэт сняла его и отшвырнула в сторону. Она подняла голову и уперлась взглядом в ступеньку за поворотом лестницы.
«Я не спала, — вспоминала Пэт, — я услышала звонок дверного колокольчика и пошла посмотреть, кто пришел. Папа открыл дверь, и кто-то пронесся мимо него. Он рассердился. Я побежала обратно в постель. Услышав первый выстрел, я не сразу спустилась вниз. Продолжая лежать в постели, я позвала папу... Но он не пришел. До меня донесся еще один громкий хлопок, и только тогда я побежала в гостиную. А потом...»
Ее била дрожь. Пэт юркнула в библиотеку, налила в первый попавшийся стакан бренди и быстро выпила. Почему Абигайль Дженнингс так потрясло это письмо? Она впала в ярость, затем гнев сменился паникой и отчаянием...
Этому нет никакого разумного объяснения.
«И почему я так расстроилась, когда читала письмо? Почему я расстраиваюсь всякий раз, когда читаю его? И Тоби смотрел на меня с такой лютой ненавистью... А как он кричал на сенатора! Он не успокаивал ее, нет. Скорее, он хотел ее о чем-то предупредить. Но о чем?» Пэт мучительно искала ответы на эти вопросы.
Она свернулась калачиком в углу дивана, обхватив руками колени. «Я часто сидела так, когда папа работал за этим столом», — вспоминала она.
Почему воспоминания об отце стали такими яркими? Пэт отчетливо видела его перед собой, но не такого, как на старых пленках. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и барабанил пальцами по столу, пытаясь сосредоточиться.
Вчерашняя газета все еще лежала на столе. Повинуясь внезапному порыву, Пэт подошла к столу и внимательно перечитала статью Джины Баттерфилд. Ее глаза то и дело возвращались к фотографиям отца и Абигайль Дженнингс на пляже. Их, несомненно, окружала аура интимности. Что это — обычный летний флирт или нечто большее? А если бы мама подняла глаза и перехватила его взгляд?
«Почему я так напугана? — недоумевала Пэт. — Наверно, из-за того, что очень плохо спала прошлой ночью». Горячая ванна и недолгий отдых помогут ей успокоиться. Пэт медленно поднялась в свою комнату. И снова у нее появилось странное зловещее ощущение, что за ней следят. Но Пэт вновь мысленно отмахнулась от этой мысли.
Как только она вошла в свою комнату, зазвонил телефон. Это была Лайла.
— Пэт, с вами все в порядке? Я очень беспокоюсь. Мне не хотелось вас тревожить, но я должна... Я чувствую, что вы в опасности. Вы не могли бы переночевать у меня? Приходите прямо сейчас.
— Лайла, я думаю, ваши ощущения связаны с тем, что у меня вот-вот наступит прорыв в воспоминаниях о той ночи. Сегодня во время съемок последней сцены кое-что произошло, и, мне кажется, это сработало как детонатор. Но вы не волнуйтесь. Какова бы ни оказалась правда, я справлюсь.
— Пэт, послушайтесь меня. Вам нельзя оставаться в этом доме!
— Но только здесь я смогу собрать осколки памяти воедино.
«Лайла нервничает из-за этих дурацких угроз, — лежа в ванне, убеждала себя Пэт. — И боится, что я не смогу вынести правды». Выбравшись из ванны, Пэт накинула махровый халат и села за туалетный столик. Она распустила волосы и принялась их расчесывать. Несколько дней подряд она собирала их в пучок, но Сэм как-то говорил ей, что ему больше нравится, когда она распускает волосы. Сегодня вечером она так и сделает.
Пэт легла в постель и приглушила радио. Она не надеялась быстро заснуть, и все же вскоре задремала. Но мозг ее продолжал работать — внезапно она очнулась от того, что имя Элеонор как молния разорвало мрак ее забытья. Часы у кровати показывали шесть пятнадцать. Через пятнадцать минут начнется программа.
По словам мисс Браун, побудительным мотивом, заставившим ее сдаться полиции, явился страх перед тем, что ее узнают. В настоящий момент ее содержат под стражей. Мисс Браун по-прежнему настаивает на своей невиновности в краже, за которую ее осудили. Полиция утверждает, что все девять лет после побега Элеонор Браун прожила у санитара Артура Стивенса. Он подозревается в серии убийств в доме для престарелых, и прокуратура уже выписала ордер на его арест. Этого религиозного фанатика окрестили «Ангелом дома престарелых».
Могла ли Элеонор знать о его угрозах? Нет, она наверняка была не в курсе, решила Пэт. Надо будет сообщить об этом ее адвокату, прежде чем обращаться в полицию.
Было уже двадцать пять минут шестого, когда Пэт выбралась из постели. Торопливо спускаясь по лестнице, она гадала: где сейчас Артур Стивенс? Знает ли он об аресте Элеонор. Сможет ли посмотреть программу? Обвинит ли ее, Пэт, в том, что фотографию Элеонор вновь увидит вся страна? И кого он обвинит в том, что Элеонор не сдержала обещания и сдалась полиции?
В гостиной Пэт включила яркий верхний свет, зажгла электрические свечи на рождественской елке и только после этого подошла к телевизору. Комната по-прежнему казалась неуютной и безрадостной, несмотря на то, что в ней зазвучали бодрые голоса дикторов. Устроившись на диване, Пэт внимательно смотрела на экран. Шестичасовые новости закончились, поползли титры.
Она хотела посмотреть на результаты своей работы в одиночестве. В студии она больше следила за реакций остальных. Внезапно Пэт осознала, что боится увидеть ее еще раз. Но этот страх не имел ничего общего с волнением творца, представляющего миру свое новое детище.
В подвале загудела печь, и Пэт подпрыгнула как ужаленная. «Этот дом сведет меня с ума», — мрачно подумала она.
Программа началась. Пэт критически разглядывала сидящую полукругом троицу — сенатора, Лютера Пелхэма и себя. Фон выбрали удачно. Лютер был прав, когда приказал заменить цветы. Абигайль держалась пред камерой совершенно естественно. Трудно поверить, что перед съемкой она была готова взъяриться по любому поводу. Материал об Эйпл-Джанкшене смонтировали отлично. Реминисценции Абигайль о детстве и юности трогательны и по-человечески интересны. Но все это ложь, угрюмо подумала Пэт.
Фрагменты фильмов об Абигайль и Вилларде: свадебный прием, вечеринки в поместье, первая избирательная кампания Вилларда. Абигайль нежным голосом делится воспоминаниями о муже: «Мы с Виллардом... мы с мужем...» Занятно, что она ни разу не назвала его Билли.
Просматривая еще раз кадры старых фильмов, Пэт поняла, что образ молодой Абигайль почему-то кажется ей хорошо знакомым. Он пробуждал воспоминания, которые не имели ничего общего с событиями на экране. Просто какое-то наваждение...
