У нее было мрачное лицо, но тут она вдруг улыбнулась и передала мне винтовку. Я отдал ее Дину, который закинул ремень себе за плечо.
Я обернулся на Стивена, стоящего около Рут – они оба глядели через стену вслед убегающим. А Ли все еще хлопала по нему ладошкой, призывая обратить внимание.
– Стивен! Стивен!
– Сейчас, детка.
– Ты уверен, что они уходят? – спросил я.
– Похоже на то. Эти двое, которые обходили стену, побежали обратно к остальным. Они не хотят рисковать.
– Стивен! – настаивала Ли.
– Что такое, деточка?
– Рут убили.
– Да нет, она... – Голос его пресекся, когда он обернулся крут.
Обернулся и я. В груди сжался холодный ком. Со спины казалось, будто она стоит и выглядывает из-за стены. Но глаза у нее расширились и челюсть отвалилась, будто она застыла в середине зевка. По коже у меня пробежал мороз, холодный ком в груди стал разбухать. Рут прислонилась зубами к каменной стене, будто вгрызалась. Так оно и было в момент агонии, и в камне оставались желтые борозды.
У Рут задрожали ноги, будто пытаясь удержать чудовищную тяжесть.
Я посмотрел на ее спину. Между лопатками, чуть в стороне от блестящей косы я наконец увидел расходящийся красный круг, пропитывающий белую рубашку.
– Она жива, – сказал я. – Она еще дышит.
Рут медленно повернула голову, встретилась взглядом со Стивеном. В глазах были такая боль и страх, что у меня сжались кулаки.
Она стала падать набок, и Стивен подхватил ее, осторожно положил спиной на траву. И тут я увидел рану над левой грудью. В рубашке была здоровенная рваная дыра, оттуда хлестала кровь, окрашивая руки Стивена. Даже виднелись осколки кости и обрывки кожи, торчащие из раны.
Не помню, сколько ушло времени. Мы стояли вокруг, чувствуя себя... чувствуя себя такими дураками, такими невеждами, пока Стивен пытался остановить кровь.
Прошло десять минут, а может, и пятнадцать, и Рут Спаркмен умерла.
Я знал ее с тех пор, как ей было десять. Она была из тех девчонок, что играют в мальчишеские игры получше мальчишек. Она лазила на такие деревья, на которые мы не решались залезть. В шестнадцать лет у нее было стройное спортивное тело, она была сообразительна и честолюбива.
Сейчас ей девятнадцать. И она мертва. Губы посинели, потускнели глаза, будто высохли, и в груди кровавая дыра.
Мы стояли, опять-таки не знаю сколько, а Стивен держал на руках мертвую подругу, и у него на щеке засыхала ее кровь.
Ли оставила на траве рюкзак и куклу, обняла его за шею и стала укачивать, как ребенка.
– Ты не плачь, деточка, – шептала она ему. – Ты не плачь. Она пошла к Иисусу вместе с моей мамой. Им там лучше. Ты не плачь.
Пока мы стояли, снова пошел снег. Черный снег, с этими черными зловещими снежинками. Они будто говорили, что все мы идем по одной дороге, и дорога эта ведет туда, где написано:
СМЕРТЬ
49
Опять Фаунтен-Мур. Все еще журчит по долине ручей. Люди все так же варят пищу на очагах, все так же слушают радио. Но станций все меньше и меньше. Осталось только три станции, говорящие по- английски. Лагерь имел тот же вид, и так же выстроились в две шеренги палатки.
Только ощущение совсем другое.
Рут Спаркмен пришлось умереть первой из нас. До того мы возвращались в свою лощину, как приходят домой после тяжелого трудового дня, когда закрываешь дверь во внешний мир и сидишь в уютном и надежном доме. Гибель Рут напомнила нам, что нас тут человек шестьдесят, всем, кроме одного, еще нет и тридцати, и мы живем на грани истощения запасов провизии и спим в ненадежных палатках, а вокруг планета горит под ногами.
Это было на следующий день после смерти Рут. Мы сидели и разговаривали с Кейт Робинсон, занятые чисткой винтовок. Это был разговор, который я хотел час назад провести со Стивеном. Он сказал, что сейчас занят, вырабатывает дерзкие планы: время начать возить провизию на самолете, пусть хоть из Лондона. Но я знал, что дело в другом: он не хочет слышать того, что я должен сказать. Что-то было нечисто с гибелью Рут. Что-то не складывалось.
И вот я сидел и проговаривал свои сомнения Кейт Робинсон. Внизу у ручья старый Фуллвуд сидел рядом с Ли и помогал ей плести венок из ромашек.
– Я не видел, чтобы Рут хоть раз повернулась спиной к стене, когда началась стрельба.
– Спиной? А зачем ей было бы поворачиваться?
Я пожал плечами:
– Может быть, достать патроны из подсумка?
– Ты говорил, что все запасные патроны были у Дина в патронташе.
– Ага, и этот патронташ был у него через плечо.
– Так что же?
– Значит, если бы ей нужны были патроны, она бы повернулась к Дину, а он был справа.
– Тогда у нее не было нужды поворачиваться спиной к стене, – вздохнула Кейт. – Рик, я знаю, что это трагедия, но если пережевывать то, что случилось. Рут это не вернет.
– Знаю, но ведь мы должны знать правду?
– А какая разница?
– По-моему, разница есть.
Кейт покачала головой:
– Рик, ее застрелили дезертиры. Даже если ты их найдешь что ты будешь, делать? Не забывай, полиции теперь нет.
Я стиснул нижнюю губу пальцами, тяжело задумавшись.
– Это несправедливо.
Кейт улыбнулась и сказала тихим голосом:
– А то, что вся планета горит, это справедливо? Что земля кипит под ногами? Нет, это точно несправедливо.
– С этим мы ничего сделать не можем. Это не в нашей власти.
– И судьба бедной Рут – тоже.
Я покачал головой.
Кейт положила винтовку на колени и терпеливо сказала:
– Ладно, Рик. Скажи мне прямо...
– Вот смотри. – Я провел пальцем линию на дерне. – Вот стояли мы. Я, Дин, Стивен и Рут лицом к стене, и мы стреляли через стену, в банду на холме.
– Ты говорил, что стена была примерно до груди?
– Да.
– А они стреляли в вас?
– Стреляли.
– Тогда как ранили Рут?
– Понимаешь, я не очень-то разбираюсь в баллистике и огнестрельных ранах...
– Но?
– Но. – Я сделал глубокий вдох. – Рут была убита выстрелом в спину.
– Откуда ты знаешь? Дин говорил, что пуля прошла навылет.
– Прошла.
– Откуда ты тогда знаешь, что она попала в спину?
– Попадая в тело, пуля летит острым концом вперед. А когда она зацепит кость, начинает
