Николь обратилась лицом к видеоинженеру и продолжила разговор.
— Каждый видеоквадроид, — медленно переводила она, — направляется к участку съемки, фиксирует изображение, а потом возвращается в видеопроцессор — тот серый ящик на стене, — где сбрасывает изображения, получает вознаграждение и возвращается в очередь.
— Что? Какое еще вознаграждение?
— Минутку, Макс. — Она никак не могла понять предложение, которое ей уже повторили два раза. Помолчав несколько минут, Николь покачала головой и повернулась к Синему Доктору. — Прошу прощения, но я опять не поняла последнюю фразу.
Оба октопаука торопливо обменялись репликами на своем природном диалекте, потом видеоинженер вновь обратился к Николь.
— Так, — сказала она, — кажется, наконец, поняла… Макс, серый ящик — это нечто вроде программируемого устройства для обработки данных. Он хранит в живых клетках полученную от квадроидов информацию и подготавливает ее к демонстрации, чтобы мы могли увидеть изображение, каким его заказывали…
— Хватит, — остановил ее Макс. — Всего этого я все равно не пойму… но, если эта машинка работает и не повредит Эп, давайте приступим к делу.
Синий Доктор понял сказанное Максом. Заметив сигнал Николь, все октопауки вышли из дома Паккеттов и сразу вернулись, прихватив прикрытый сверху ящик из стоящей возле двери повозки.
— В этом контейнере, — произнес Синий Доктор, — находится двадцать или тридцать самых мелких форм нашего вида. Их основной функцией является непосредственное взаимодействие с квадроидами и другими крошечными созданиями, помогающими системе работать… Словом, ход процедуры контролируют морфы.
— Черт побери! — проговорил Макс, когда из открытого ящика на середину комнаты волной хлынули крошечные октопауки лишь нескольких сантиметров роста. — Это… — Макс от волнения осекся, — это же те самые, которых мы с Эпониной видели в голубом лабиринте по ту сторону Цилиндрического моря.
— Москитоморфы, — пояснил Синий Доктор, — получают от нас инструкции и сами организуют весь процесс. Они и запрограммируют серый ящик… Ну а вы для начала должны определить, что хотите видеть и где.
На стене гостиной Паккеттов появилось превосходное цветное изображение симпатичного мальчишки, заполнявшего все чрево матери. Макс и Эпонина радовались почти целый час, когда выяснилось, что у них будет мальчик. Время шло, и Николь удалось определить то, что она хотела, а качество картинок быстро улучшалось. Теперь увеличенное в два раза изображение ошеломляло своей четкостью.
— А можно я еще раз посмотрю, как он брыкается? — спросила Эпонина.
Видеоинженер сказал что-то главному москитоморфу, и менее чем через ниллет на стене появилась картинка молодого мистера Паккетта, брыкавшегося в животе матери.
— Погляди, какие сильные ножки! — воскликнул Макс. Он успокоился. Оправившись от первого потрясения, Макс встревожился за все это «убранство» природой дарованного его сыну убежища. Николь успокоила будущего папашу, показав ему пуповину, и уверила Макса, что все совершенно нормально.
— Значит, все будет в норме, не раньше срока? — спросила Эпонина, когда повтор завершился.
— Да, — ответила Николь. — По-моему, тебе осталось пять-шесть недель… первые роды часто запаздывают… Возможно, подобные прерывистые схватки будут повторяться, но не стоит волноваться из-за них.
Николь искренне поблагодарила Синего Доктора, Макс и Эпонина последовали ее примеру. Потом октопауки собрали все свои принадлежности, биологические и неживые, и отбыли со своей лабораторией. Тогда Николь перешла через комнату и взяла Эпонину за руку.
— Es-tu heureuse?[13] — спросила она подругу.
— Absolument,[14] — ответила та. — Я чувствую облегчение, а то уже боялась, что дело плохо.
— Какое там! Просто была первая из ложных тревог.
Макс подошел к Эпонине и обнял ее. Он сиял. Николь, чуть отодвинувшись в сторону, смотрела на сцену нежности. «Нет лучшего времени для любви друг к другу, мои друзья, — подумала она, — чем ожидание первого ребенка».
Николь направилась к двери.
— Минутку, — остановил ее Макс. — А тебе не интересно узнать, как мы намереваемся назвать его?
— Конечно же.
— Мариус Клайд Паккетт, — гордо произнес Макс.
— Мариус, — проговорила Эпонина, — потому что так звали ребенка Эпонины из «Отверженных»[15]… Я мечтала о Мариусе всю мою долгую жизнь, все одинокие ночи, проведенные в детском приюте. А Клайд — в честь брата Макса, оставшегося в Арканзасе.
— Великолепное имя, — сказала Николь и, улыбаясь собственным мыслям, вновь повернула к выходу. — Действительно великолепное.
Ричард заявился домой к концу дня и не мог сдержать волнения.
— Я провел два совершенно потрясающих часа в конференц-зале с Арчи и октопауками! — воскликнул он, обращаясь к Николь. — Они показали мне свое оборудование, которое использовали сегодня для обследования Эпонины. Удивительно. Какой невероятный врачебный гений! Нет, чародейство подходит куда лучше. Я же говорил это с самого начала: проклятые октопауки — просто биологические чародеи. Только подумай… Они создали живых существ, выполняющих роль камеры; другой набор микроскопических жучков считывает изображение и тщательно хранит его до мельчайших подробностей. Контролируют процесс особые генетические версии их самих. Электроникой они пользуются для выполнения более простых задач и лишь там, где без этого нельзя обойтись… — Сколько тысячелетий потребовалось, чтобы все это появилось на свет? Кто был первым? Абсолютно потрясающая система!
Николь улыбнулась мужу.
— А ты видел Мариуса? Что ты думаешь о нем?
— Я проглядел все снимки, — не унимался Ричард, продолжая кричать. — А ты знаешь, как москитоморфы общаются с видеоквадроидами? Они пользуются дальней ультрафиолетовой областью спектра. Так вот! Арчи сказал мне, что крохотные жучки и москитоморфы, по сути дела, разговаривают друг с другом на общем языке. И это не все. Некоторые из морфов владеют
Сновавший взад-вперед Ричард на миг замер посреди комнаты.
— Невероятно, Николь, просто невероятно!
Он уже собирался приступить к продолжению монолога, когда Николь спросила его о том, как общаются обычные октопауки и их москитоморфы.
— Я что-то сегодня ни разу не заметила цветных картинок на головах октопауков.
— Весь разговор происходил в ультрафиолетовой области, — проговорил Ричард, вновь начиная расхаживать. Он обернулся и указал в центр своего лба. — Николь, линза, располагающаяся на их лицах, представляет собой настоящий телескоп, способный принимать информацию практически на любой длине волны… но действительно ошеломляет то, каким образом они сумели образовать эту грандиозную симбиотическую систему, сложностью своей намного превосходящую все, что мы можем представить…
Ричард уселся на кушетку возле Николь.
— Вот погляди, — он показал ей свои руки. —
Николь, нахмурившись, поглядела на мужа.
— Почему ты говоришь это?
— Им подвластны целые армии в
