антиобщественными и неподходящими для цивилизованного государства. Некоторые из таких людей ходят с патлами до колен и едят только листья, но другие на первый взгляд вполне нормальны.
Я могу понять, что они не находят удовольствия в вождении, но совершенно не понимаю, почему они не признают хотя бы полезность машины. Точнее, не понимал, пока не попробовал поездить на этой Mazda.
Если вы присматриваете себе маленький пятидверный хетчбэк, можно обратить внимание на эту машину по ряду причин. В отличие от всех известных мне машин она меньше своей предшественницы. И, что лучше, она легче. Она весит меньше тонны, то есть быстрее и экономичнее в плане топлива. Я тщательно осмотрел кабину — а время на это у меня было, — пытаясь определить, куда подевался весь вес. Однако кроме приборной доски, которую, казалось, проектировал Джон Ноукс,[376] машина кажется столь же хорошо оснащенной и прочной, как и прочие небольшие машины. И такой же просторной.
Более того, раз уж это Mazda, она, скорее всего, надежна. А если добавить низкую, четвертую категорию страховки, цену ?9999 и довольно-таки удалой вид, легко понять, почему те, кому нужен именно инструмент для доставки, соблазняются этой штукой. Как небольшой хетчбэк она замечательна.
Но тут есть проблема. Видите ли, хотя она и лучшая в своем роде, но все же недостаточно хороша для реального мира. От Чиппинг-Нортона по дороге к Шипстону-на-Стауре[377] есть небольшой, но длинный подъем, где можно обогнать какого-нибудь сонного старого болвана, который только что потерял 20 минут, запутавшись в двойной мини-развязке. Теперь он в шоке и едет на скорости 3 мили в час.
Обогнать можно, но не в хетчбэке с 1,3-литровым двигателем. Вы переводите рычаг пятискоростной коробки передач, давите на газ и смещаетесь на встречную полосу… где и продолжаете находиться 10 минут спустя, слегка вспотев и размышляя над тем, удастся ли обойти его до конца подъема или лучше притормозить, признав поражение.
Идея признать поражение победила. Так что я расслабился, сместился обратно под выхлоп старичка и убедился, с тяжелым сердцем и поникшими плечами, что в подобной машине обгон просто не предусмотрен. В результате везде едешь со скоростью самой медленной машины на дороге. Часто это уже выходит за рамки самого понятия «движение».
Но в конце концов, и к счастью, старик впереди помер — видимо, просто устал от собственного общества, — и я смог напрячь все силенки маленькой Mazda.
Это было ужасно. Машина соответствует цене и предназначена для тех, кто не любят водить и кому просто нужно средство передвижения. В результате все в ней дешевое и мерзкое. Электроусилитель руля слишком внезапен. Подвеска слишком пружиниста. Торможение слишком резкое. Так что даже на умеренной скорости возникает ощущение, что машина нервная, эмоционально нестабильная и подвержена припадкам.
Все это напоминает сэндвич с заправочной станции. Он сделан не для того, чтобы стать лучшим в мире. Никакой шеф-повар ничего никому не доказывал. Продавец просто предлагает вам некоторые необходимые продукты по самой низкой цене. Никакого трюфельного масла. Никакого домашнего сыра. Никаких приятных сюрпризов для автолюбителя, желающего нечто большее, чем ветчина из покрышки, масло из битума и 129 процентов углекислого газа на километр. Итак, спустя, кажется, несколько месяцев, я добрался до шоссе и нажал на газ на спуске. На моей стороне была гравитация и 85 л. с. В 1957 году это было бы просто здорово, но чертовски мало сейчас. К тому времени, как я выехал на главную дорогу, моя скорость была всего лишь 50 миль в час, а этого совершенно недостаточно, чтобы перебраться на внутреннюю полосу, не услышав скрип тормозов подрезанного грузовика.
Так что вот он я, зажатый, как в том сэндвиче, между грузовиком с польскими пирожками и фурой, на скорости 56 миль в час… и лишенный всякой возможности перебраться на среднюю полосу. У меня просто недостаточно прыти, чтобы отсюда выбраться, поскольку на современной автостраде сзади все время что- то проезжает, а с 1,3-литровым двигателем мне не удастся набрать скорость перед началом маневра.
Неудивительно, что люди, покупающие подобные машины, не понимают, как это вождение может быть приятным или полезным. Действительно, в данных условиях это либо скучно, либо просто ужасно.
Но все оказалось еще хуже. В Бирмингеме портье запарковал мою машину на гостиничной стоянке площадью 4 акра. Этот парень: а) слегка удивился, увидев меня выходящим из такого убожества, и б) отсутствовал на работе четыре дня спустя, когда я хотел забрать машину и ехать домой.
Это означало, что я должен был искать ее сам, а это чертовски непросто, если ничего не помнишь о машине. На помощь мне пришли почти все служащие отеля, и кто-то спросил, как моя машина выглядит. «Имеет форму машины, — ответствовал я, — и скорее всего синяя». А может, и красная. Готов признать, что Mazda2 — хорошая маленькая машина, но для ритма и темпа современной езды, особенно на шоссе, полном BMW М3 и румынских лихачей на грузовиках, она ужасна. Лучше уж ехать на автобусе или на поезде. Или даже ползти на карачках нагишом.
Сегодня, чтобы выжить, нужна мощь, и я действительно думаю, что властям стоит перестать забавляться с камерами контроля скорости, жилыми зонами и платой за въезд в центр. В городах все в порядке. Нужно позаботиться об остальной сети автодорог.
Предлагаю запретить въезд на любую дорогу без ограничения скорости машинам, у которых под капотом нет хотя бы 150 лошадей. Тогда вы не будете меня ненавидеть за то, что я обгоняю вас на своей Lamborghini, а я не буду ненавидеть вас за то, что вы путаетесь у меня под ногами. Не дать нам встречаться — значит сделать британский народ более добрым и склонным к взаимопониманию. Кроме того, мы избавимся от самой страшной опасности на современных дорогах — разницы в скорости.
Мы получим возможность двигаться быстро, а значит, сумеем найти всех потерявшихся собак и все равно поспеем вовремя. Итак, Mazda2 — прекрасная машина. Но боюсь, если бы я руководил Министерством транспорта, я бы ее запретил.
За мной, святой отец, в красную зону
Вчера я перепрыгнул через стенку. Не очень высокую, но мне еле удалось ее преодолеть. Когда я приземлился, у меня перехватило дыхание. И заболело бедро. Это было очень грустно. 47 лет я перепрыгивал через стенки, даже не задумываясь, но теперь буду уделять этому маневру серьезное внимание и тщательно его планировать. Однажды, и уже скоро, сам того не осознав, я перепрыгну низенькую стенку последний раз в жизни.
То же самое с сексом. В какой-то момент человек последний раз занимается любовью, еще не зная об этом. Может, если бы он знал, то вложил бы больше старания в свою лебединую песню. Может быть, именно так было с Джоном Энтвистлом тогда, в номере отеля в Лас-Вегасе. Может быть, он осознал вдруг, что его время пришло, и решил уйти в вихре кокаина с ярко-рыжей шлюхой. [378]
Иногда я спрашиваю себя, что уже делал последний раз. Катался на лыжах? Летал на истребителе? Зажигал на вечеринке до рассвета? Эти мысли всегда наполняют меня грустью и решимостью никогда, никогда не скучать. Жизнь слишком коротка, и оставшееся время слишком ценно.
Поэтому я никогда больше не пойду в церковь. Я никогда не был фанатом младенца Иисуса, но теперь, когда лето моей зрелости клонится к закату, а низенькие стенки становятся слишком высокими, я больше не могу выносить бесконечное пение гимнов и кошмарных псалмов, равно как и приторные проповеди о мире, империализме и охране окружающей среды, которые произносит с кафедры какой-нибудь бородач.
Раньше я мог там сидеть, поджав руки под себя и прикусив язык, чтобы не заснуть, зная, что скоро меня выпустят обратно на свежий воздух. Но сегодня я просто не могу терять время, и у меня в церкви само собой возникает желание придушить священника, дать под зад органисту и прорваться через ризницу к свободе.
Та же проблема у меня и с театром. Мне говорят, что Патрик Стюарт [379] был исключительно хорош вчера в «Макбете». Но это Шекспир, а он уступает лишь Библии. Он
